Шрифт:
Закладка:
В третьем случае терапевтическая ситуация превращается в театр, где психолог демонстрирует свои способности или играет роль восторженного зрителя, бессознательно идентифицируясь с клиентом. Такую игру могут стимулировать бессознательные желания, связанные с пассивностью или мазохизмом клиента или психолога.
К. Г. Юнг (2020) предупреждал аналитиков о возможности заразиться чувствами пациента, которые оказываются идентичны бессознательным чувствам аналитика.
Взаимный перенос создает ощущение мистического сопричастия, под которым таится бессознательный сговор с пациентом.
Под влиянием архетипического переноса спасителя аналитик может взять на себя всю ответственность за пациента. Аналитик с неразрешенными нарциссическими проблемами может превратиться в объект поклонения. Если перенос имеет эротическую природу, у аналитика может возникнуть фантазия, что он обладает способностью исцелять пациентов через половой акт.
По мнению К. Г. Юнга, перенос и связанные с ним чувства провоцируются такими особенностями поведения аналитика, как:
• незначительная поддержка пациента;
• малая активность аналитика;
• сдерживание им своих чувств и мыслей;
• частые интерпретации;
• работа с психологическими защитами пациента.
М. Фордхэм[10] описывает контрперенос иллюзий, развивающийся в случае проецирования аналитиком своих бессознательных конфликтов на пациента и последующего их переживания как принадлежащих пациенту. И наоборот, аналитик может интроецировать бессознательный материал пациента и идентифицироваться с этим материалом. Подобная идентификация приводит к отрицанию подлинной идентичности пациента и манипуляциям аналитика, направленным на то, чтобы заставить пациента соответствовать иллюзиям аналитика.
О. Кернберг (2018) и А. Хайгл-Эверс с соавт. (2001) описывают особенности контрпереноса в работе с пациентами, страдающими расстройствами личности, депрессией, зависимостями. Такие пациенты пытаются использовать терапевта в качестве объекта для удовлетворения влечений, потребности в защите, безопасности, в хорошем самочувствии, для стабилизации чувства собственной значимости. Депрессивным, зависимым и истероидным пациентам терапевт вначале может мазохистски позволить себя использовать, но затем начинает испытывать негативные чувства к пациентам. Пациенты, страдающие зависимостями, могут пробудить в терапевте садистическое побуждение к строгому регламентированию, к установлению жестких границ и применению санкций.
Пациенты с глубокой регрессией используют все, чтобы вызывать у терапевта настолько сильные реакции контрпереноса, что ему приходится прорабатывать их за пределами терапевтических сессий, для того чтобы их понять и корректно использовать. Пока терапевт не проработает свои инфантильные конфликты и не научится отделять от детских впечатлений текущее переживание, он может переживать его слишком сильно, как пациент.
Это может быть реакция на специфический материал: молодая пациентка конфликтует с отцом, а у терапевта сейчас проблемы с дочерью. Реакции на перенос пациента: при идеализирующем переносе терапевт вместе с клиентом обожает себя; пациентка с эротизированным переносом соблазняет терапевта, он возбуждается; пациент с зеркальным переносом критикует терапевта, тот настораживается.
В ответ на продолжающуюся неумеренную требовательность у терапевта появляются агрессивные импульсы, несовместимые с его профессиональным идеалом и трансформирующиеся в психосоматические реакции: усталость, сонливость, головную боль, повышенную жажду или аппетит, двигательное беспокойство.
Невротическая потребность во власти может заставить терапевта опекать пациента и оттягивать окончание терапии, чтобы делать его все более зависимым от себя. Терапевт испытывает тревогу якобы за пациента при его попытках найти опору в самом себе, так как это чревато утратой власти над ним. Наконец, терапевт может неосознанно мстить пациентам за то, что мысленное погружение в их волнения не может оживить его собственную упорядоченную жизнь.
Главным фактором, который помогает пациенту превратить действия в субъективные переживания, является способность терапевта переносить свои эмоции, не превращая их в действия, извлекать из них интерпретации, а не действовать под их непосредственным влиянием.
Роль гендера
Ш. Роут (2002) обращает внимание на роль гендера в контрпереносе. Женщина-психолог нередко очень остро реагирует на эдиповы чувства соперничества в переносе у своих клиенток. Ей трудно принять пассивность клиентов-мужчин, она хочет видеть их более уверенными и целеустремленными и испытывает тревогу, когда клиент ожидает от нее заботы и защиты. Ей легче видеть себя запрещающей (кастрирующей) или вмешивающейся (фаллической) матерью, чем мужчиной, обладающим пенисом и соперничающим со своим клиентом.
Мужчина-психолог быстрее и увереннее принимает на себя перенос эдипова соперничества своих клиентов-мужчин, чем клиенток. Он менее чувствителен к попыткам женщины использовать его в переносе как эдипову мать-соперницу. Он скорее почувствует себя доэдиповой матерью, заботливой и тревожно доминирующей. Мужчина-психолог обычно уделяет недостаточное внимание женской агрессии и стремлению к самоутверждению. Он склонен игнорировать женскую интеллектуальную и сексуальную пассивность.
И. Д. Булюбаш и Н. В. Пугач (2016) обобщают результаты исследований, посвященных влиянию гендерных факторов на супервизорские отношения, которые соответствуют параллельным процессам в терапии.
1. Супервизируемые сообщают о закрытости отношений с супервизором того же пола и приписывают большее влияние супервизорам противоположного пола.
2. Мужчины-супервизоры поощряют имитацию и больше осознают свое влияние на супервизируемого терапевта, чем женщины.
3. Женщины-супервизоры поощряют большую автономию, оказывают большую поддержку и реже нарушают границы, чем мужчины.
4. Женщины-клиентки отмечают поощрение мужчиной-терапевтом традиционных женских сексуальных ролей, их пристрастие к определенным ожиданиям и в то же время обесценивание женских черт, использование сексистских концепций и преимущественный взгляд на женщину как на сексуальный объект.
5. Супервизируемые терапевты оценивают начало супервизорских отношений более позитивно, когда имеют дело с супервизором того же пола, и более негативно – когда другого.
6. И супервизоры, и супервизируемые терапевты полагают, что женщины-супервизоры чаще проявляют личностно влияющий стиль в отношении конфликтов внутри супервизии.
7. Супервизируемые женщины-терапевты имеют тенденцию вести себя более стереотипно, когда взаимодействуют с женщиной-супервизором.
8. Если и терапевт, и супервизор одного и того же пола, то супервизируемый терапевт больше удовлетворен результатами супервизии.
9. Супервизируемые женщины-терапевты склонны заострять внимание на аффективных аспектах супервизии, а супервизируемые мужчины – на когнитивных.
10. Женщины-супервизоры чаще испытывают сложности с завершением супервизии, в то время как мужчины завершают ее слишком быстро, игнорируя эмоциональные аспекты.
11. Женщины-супервизоры дают больше личностной обратной связи своим супервизируемым.
12. Женщины и мужчины могут полагаться на различные источники силы в отношении компенсации проблем, связанных с гендерными особенностями (тенденций к большей привязанности у женщин и большей сепарации у мужчин). Мужчины могут осознанно фокусироваться на межличностных отношениях, а женщины – осознанно выбирать роль эксперта, уменьшая тем самым зависимость в межличностных отношениях.
13. Мужчины и женщины супервизоры редко подкрепляют женщин-супервизируемых в проявлениях ассертивности.
14. Женщины-супервизируемые склонны больше уступать авторитету супервизора.
Работа с контрпереносом
По наблюдениям Г. Этчегоена (2020), из-за мобилизации инфантильных конфликтов терапевт вначале реагирует на перенос пациента контрпереносом. Общая подготовка, опыт обучающего анализа и сеттинг дают аналитику возможность играть свою профессиональную роль и удерживать равновесие значительно лучше, чем это делает пациент. Если это не так, значит остается лишь признать, что ситуация не является аналитической, а
