– Сынок, я сейчас расскажу тебе, в чем дело, чтобы тебе не скормили никакой лжи. Мне сообщили, что картель Кали схватил Кико и Галеано, но после отпустил их в обмен на обещание не помогать мне, не финансировать войну против Кали и передавать им информацию обо мне. Сначала я не поверил, что это правда – ты сам знаешь, Кико был мне хорошим другом. Но потом я услышал запись, на которой наркоторговец из Кали отчитывал Монкаду за то, что он все еще давал мне деньги.

– Но что, в конечном счете, Кико тебе сделал? – спросил я, чувствуя, что отец готов рассказать подробнее.

– Ну, я заставил его подняться ко мне, чтобы показать все сведения, которые моя разведка собрала на картель Кали, и рассказать, что пара операций, нацеленных на Хильберто Родригеса и Пачо Эрреру, внезапно пошли наперекосяк – туда прибыла полиция и ребята из Кали, начавшие перестрелку с моими людьми. Когда это случилось впервые, я подумал, что это может быть совпадением, но после третьего решил все же разобраться. Я смог опознать того, кто снабжал картель Кали информацией. Я уверен, что он это сделал от страха, Кико никогда не был склонен к насилию. Но всем известно, что бывает с теми, кто так поступает со мной. Он был мне хорошим другом, и я сделал все, чтобы избежать такого исхода. Но вместо того, чтобы прийти ко мне и рассказать, что случилось, он вступил в союз с моими врагами не только на словах, но и на деле. И то же самое случилось с Галеано: я послал ему сообщение с просьбой о деньгах, на что он мне ответил, что разорился и больше ничего не может внести. А через несколько дней Тити́ нашел один из тайников Галеано и в нем примерно двадцать три миллиона долларов. Это все. Больше подробностей можешь даже не просить. Кико и Галеано меня подставили.

Я промолчал, а отец пошел на встречу со своими людьми. Внезапно он вернулся и предупредил меня:

– Осторожнее с Фиделем Кастаньо, если вдруг встретишь его. Я узнал, что он тоже работает на Кали, еще и распускает слухи, что я убиваю своих друзей, чтоб присвоить их деньги. Будь осторожен, сынок. Если вдруг встретишь его, следи в оба за ним и за его братцем.

Позже я узнал, что отец пытался навязать братьям Кастаньо ту же судьбу, что и Монкаде с Галеано. Он пригласил их обоих в Ла-Катедраль, но Фидель отнесся к приглашению с подозрением и заставил Карлоса остаться внизу в таверне. Больше они с отцом не встречались и не разговаривали, а со временем оба Кастаньо присоединились к Лос-Пепес – группе, которая в конце концов сломила моего отца.

Днем во вторник 21 июля 1992 года я с телохранителями, парой друзей и двоюродным братом Николасом – сыном дяди Роберто – играл в футбол в местечке, известном в семейном кругу под кодом «20», в верхней части Энвигадо. После матча Николас пригласил меня и одного нашего общего друга на барбекю в свой пентхаус в здании в четырех кварталах от торгового центра «Овьедо». Около шести часов вечера Роберто позвонил Николасу на мобильный. Голос дяди звучал встревоженно:

– Будь на связи. Рядом с Ла-Катедраль происходит что-то странное.

Следом на связь вышел мой отец:

– Грегори, здесь сегодня военные грузовики и солдат больше обычного. В небе кружат вертолеты. Что-то может случиться, но что – мы не знаем.

– Что мне сейчас делать, папа?

– Позвони Джованни, пусть он приедет к тебе на случай, если вдруг мне понадобится.

Неожиданный телефонный звонок очень нас обеспокоил. Особенно нервничал Николас, у которого сложилось впечатление, что отец с ним прощался. Пабло же казался довольно расслабленным, но этому нельзя было придавать большого значения: мы уже привыкли, что он всегда выглядел спокойным, даже в самые худшие моменты.

Через час Роберто снова позвонил. Я поднял трубку:

– Хуан Пабло, поезжай к моим детям, я хочу поговорить с ними. Кажется, нас пришли убить, и я хочу попрощаться.

– Дядя, передай трубку отцу. Что я должен сделать? Может, позвонить в полицию?

Пабло взял трубку и велел мне передать телефон Джованни, только что вошедшему в квартиру.

– Джованни, пошли парочку людей в Олайю и Рионегро, пусть проверят, есть ли в аэропортах американские самолеты. Подготовь там все. Если там стоит какой-нибудь подозрительный самолет, будьте готовы уничтожить его.

На Медельин начали опускаться ночные тени, а у нас все так же не было ни малейшего представления о том, что происходит. Однако вскоре снова позвонил Роберто, и после этого мы уже постоянно оставались с ним на связи.

Через короткие беседы дяди с Николасом мы узнали, что войско подошло к воротам Ла-Катедраль, но тюремная стража, состоявшая на самом деле из людей отца, отказала им во входе и направила на них оружие, так как они вторглись на территорию, подвластную Национальному надзору за тюрьмами, и нарушили официальные правительственные соглашения, в которых говорится, что военные могут находиться лишь за периметром Ла-Катедраль.

Вскоре после этого Роберто сказал, что ситуация усложняется, и они боятся, что может начаться перестрелка с солдатами. Пабло приказал подготовить все оружие и забаррикадироваться на стратегических позициях по всей тюрьме. К тому времени Джованни подтвердил, что ни один иностранный самолет сегодня не приземлялся в ближайших к нам аэропортах. Он также заверил отца, что несколько его людей остаются начеку, и с ними можно связаться по мобильному.

Пытаясь разрешить ситуацию, я решил разыграть одну из наших карт и попросил Джованни сопроводить меня в дом Хуана Гомеса Мартинеса, губернатора Антьокии, у которого могла быть информация о том, что происходит в Ла-Катедраль. Джованни согласился, и мы направились в Эль-Побладо, где жил политик. По дороге Джованни рассказал мне кое-что, чего я еще не знал: отец приказал своим людям похитить Гомеса Мартинеса, когда тот был редактором El Colombiano. Однако мужчина забаррикадировался в своем доме с револьвером 38-го калибра и сумел отбиться от двадцати посланных за ним человек.

Эта история не прибавила мне оптимизма, но Джованни решил, что мы могли бы получить аудиенцию у губернатора, представив охране прес-скарту одной из радиостанций Медельина. Идея сработала, и когда мы достигли резиденции губернатора, стоявшие на входе полицейские сразу же пропустили нас.

Мы несколько раз позвонили в дверь, и Гомес Мартинес открыл: полусонный, в халате, с растрепанными волосами. Первым заговорил Джованни:

– Губернатор, я журналист, и я здесь с Хуаном Пабло, сыном Пабло Эскобара, потому что в Ла-Катедраль происходит что-то странное.

– Да, губернатор, они там в тюрьме очень беспокоятся. Правительство обещало, что не будет перемещать заключенных.

Гомес Мартинес не смог скрыть того, насколько он