Вот Мартынов, взъерошивший прическу и расстегнувший воротник, придав себе вид вечернего бульварного гуляки – такой весь расслабленный, руки-ноги на шарнирах, – проследовал по проходу между столами, как бы выбирая место, и миновал столик Бессчастного.

Тот, отлепив лохматую голову от сгиба локтя, что-то прорычал, видимо, приняв его за официанта.

Мартынов, ни капли не обидевшись на «эй-ты», сделал вид, что присматривается, всплеснул руками, ловко очистил стол от пустой посуды, совершив два рейса до кухни, заодно прихватив по пинте пива себе и новому знакомому. Уже не церемонясь, уселся за стол.

Бессчастный попытался подняться и протянуть руку, но рука лишь упала на стол. Хорошо набрался чемпион, сидит, обмякнув, длинноногий, длиннорукий, нескладный, как комар-карамора. И вот уже Мартынов с Бессчастным беседуют, как будто сто лет знакомы, и без слов видно, как Стас сочувствует, сопереживает, негодует вместе с собеседником.

– Вот комедию ломает, Станиславский, мать твою, – пробормотал Крячко.

– Только б не пережал, – согласился Лев Иванович. – Слишком бойко. Неаккуратно.

Мартынов продолжал говорить что-то веско, успокаивающе и убедительно, рисуя на столе толстым пальцем. Бессчастный, как будто под гипнозом, только и делал, что тяжело кивал.

Наконец, как бы осознав, что плодотворного разговора сегодня не получится, Мартынов достал айфон и начал набирать номер. Телефон Бессчастного, валяющийся на столе, начал вибрировать, подползая к хозяину, тот взял его, глянул на дисплей, помотал головой, снова глянул.

– Что-то не так, – вполголоса произнес Гуров. – Внимание.

Дальнейшие события развивались быстро: узловатые пальцы футболиста, до того свисавшие щупальцами до полу, сложились в кулак, нескладная, мятая фигура подобралась… момент – и Мартынов, не успев блокировать мощный крюк по подбородку, отлетел в угол и остался лежать недвижимым. Бессчастный, немедленно заблокированный двумя полковниками, стал рычать, изрыгая ругательства:

– Йа те… блогер хренов… ща весь блог отобью к!..

Подоспевшему вышибале никак не удавалось вклиниться в композицию: мешал Хортов, нарочито бестолково маячивший и вертевшийся, аккуратно и незаметно оттирая сотрудника питейного заведения.

– Ничего, ничего, – успокаивающе приговаривал Крячко, – это наш друг.

Вышибала немедленно успокоился, лаконично предложил оплатить счет и сваливать.

– Ага, завтра занесем, – пообещал Гуров.

– Не пойдет, – подумав, заявил секьюрити.

– Как не стыдно. Людям верить надо, – пропыхтел красный Станислав. Даже пьяный и скрученный, спортсмен умудрялся трепыхаться весьма эффективно и утомительно.

– Шурик, подержи, – распорядился Гуров. Хортов перехватил чемпионское предплечье, а полковник махнул удостоверением: – Завтра зайдете. Тут рядом.

– А, – немедленно потеплел вышибала, – здравия желаю. Сам после армии послужил. Вы ничего, так забирайте, он уже втрое переплатил, с чаевыми. Альбертик своего не упустит, – интимно поведал он, кивнув в сторону стойки.

…Бессчастного с комфортом разместили в изоляторе, лишив штанов (шнурочки были вшиты в пояс, не отрезать же), и оставили охлаждаться до утра.

– Говорил же, надо легенду проработать, – с укоризной заметил Хортов, поливая боевые раны друга перекисью водорода. Тот морщился и гундосил:

– Я и проработал. Придираешься. Что я тебе, писатель? Сказал, мол, спортивный блогер, много-много-миллионник, типа, я за вас, хочу с вами передачу сделать, мы должны всю правду миру поведать, чтобы каждый придурок знал, что сподвигло капитана себе два гола закатить.

Старшие переглянулись. Гуров уточнил:

– Погоди-погоди. Что значит «сподвигло»?

– Так он специально забил… Эй! Щиплет!

– Специально два автогола закатил?! – переспросил Хортов, опомнившись и закрывая пустой пузырек. – Капитан команды? Пьян ты, что ли?

– Блин, нос свернул, – пробормотал Стас, так и сяк ощупывая пострадавший орган. – И что он психанул так? Уже ведь договорились созвониться.

– Прекращай хлюпать и доложи толком, – предложил Крячко.

– Ну так я докладываю, Станислав Васильевич. Я подошел, прибрался на столе, он исполнился благодарности и доверия. Ничего, вполне нормальный мужик оказался. Ну, я признался, что давно слежу за его успехами, теперь всю голову сломал, размышляя над его трагедией. Прокинул, что, мол, спорт-блогер, хочу всему миру поведать про тайные причины происшедшего. Неужто скрытая травма, изъяны поля… а он мне как обухом: какие тайны? Я специально! Я ему: да ладно, как так? А он: много ты понимаешь! Своими руками похоронил себя, потому как мне главное, мол, правда! Бормотал что-то про отсутствующую жену и семейство, про то, что папа скажет покойный, – ну-у-у-у, думаю, пора закругляться, надо бы у клиента хотя бы телефончик взять. Говорю: позвольте, я вам завтра-послезавтра звякну, и мы обо всем договоримся, эфир, интервью. Он только кивнул, чуть не лбом о стол. Я телефон его набираю, он от столешницы отклеивается, зырит на свой смарт – и мне по сусалам. За что? Нормально же общались.

– Номер у тебя некрасивый, – вставил ядовитый Станислав.

Стас-младший посмотрел на него довольно мрачно и сказал, что неправда ваша, красивый.

– Красивый, красивый. Ладно, давайте по домам, – распорядился Гуров. – Завтра… точнее, уже сегодня, дел много.

Глава 8. Тайна красивого номера

После ночи в изоляторе Данил Бессчастный выглядел помятым и озадаченным. После того как он вошел в кабинет, лимит свежего воздуха исчерпался сам собой. Был он несвеж, грязен, сконфужен и не склонен скандалить. По его сосредоточенному виду читалось, что он искренне недоумевает, как здесь оказался, почему проснулся без штанов и в наручниках.

– Вот поэтому-то я за восстановление системы вытрезвителей, – заметил Крячко, свежий, как майское утро. – Меньше неожиданностей назавтра, правда? Фамилия, имя, отчество?

– Адвокат где? – с трудом ворочая языком, осведомился Бессчастный.

– Вы забыли свое имя? – вежливо спросил Гуров. – Вы видите на столе протокол, а в углу плаху? Или подозреваете, что где-то тут, – он обвел кабинет руками, – прячется цепной прокурор, жаждущий вашей крови?

– Бессчастный, Даниил Андреевич, – хмуро ответил тот.

– Очень хорошо, – похвалил Станислав. – Видите, труден только первый шаг. Вопрос второй: вы помните, что происходило вчера, около одиннадцати вечера?

– Я пил.

– И все?

– Ел.

– И только?

– Ну, еще…

– Нет-нет, вот это неинтересно, – остановил Бессчастного Гуров. – Хорошо, спрошу точнее. Вы помните, что вчера без видимой причины нанесли телесные повреждения случайному собутыльнику?

– Ай, блин, точно… был грех, – согласился Бессчастный, покосившись на руки, на сбитые костяшки, – слушайте, ну я ж в любом случае не специально.

– Не специально, но сильно.

– Слушайте, а где он? Я ж не хотел. Можно ж извиниться, стоматолога оплатить.

– Можно, – не стал возражать Гуров. – Этот вопрос уже в суде перетирать надо, с потерпевшим. Послушай, чемпион, лично нам до лампочки причины твоих загулов, но кое-что имеет значение, а именно: одно дело – просто так начистить физию незнакомому прохожему и совсем другое – начистить, имея мотив. Что за мотив был у тебя?

Бессчастный набычился и надулся. Молчали довольно долго, потом