class="p1">Я точно знаю, что мне нужно, поэтому прошу подождать меня буквально минуту. Подойдя к стеллажу с виниловыми пластинками, я нахожу нужный раздел и вытаскиваю альбом «Gaucho» «Стального Дэна» – тот самый, из которого была песня с кассеты. Пластинка оказывается в единственном экземпляре.

На выходе из магазина меня встречает Хлоя.

– Ну и чего ты? – спрашивает она, а потом замечает альбом «Стального Дэна». – Черт. Как мы сразу не догадались?

– Слишком проголодались? – предполагаю я.

Мы направляемся к машине, и тут начинает твориться что-то странное. Уличные фонари выключаются, стоит нам пройти мимо, – гаснут постепенно, один за другим. Сначала мы списываем это на забавное совпадение. Ну серьезно, как отключение электричества может быть связано с двумя случайными прохожими? Но постепенно начинает казаться, что тут что-то нечисто. Будто кто-то следит за нами из тьмы.

Мне вдруг становится холодно. Я хватаю Хлою за руку, и мы ускоряем шаг.

Когда до машины остается пройти всего несколько домов, я оглядываюсь через плечо – и мгновение спустя различаю вдалеке медленно ползущий бесформенный мрак, похожий на косяк больших черных рыб, пробирающихся по дну темного моря.

Это они.

Те, кто преследовал меня в Портленде. Те, кто напал на Фокусника на той пленке.

Тени вернулись.

Оставшийся путь до машины мы пробегаем, не оборачиваясь.

По дороге к Хлое я слушаю шум дождя, барабанящего по лобовому стеклу.

Хлоя сказала, что не видела никаких странных теней, но выключающиеся фонари и так изрядно ее напугали.

Я как раз думаю о них и о силуэтах, клубящихся среди тьмы, и тут телефон пиликает оповещением.

Мне пришло сообщение: белое полотенце, висящее на крючке.

Хлоя со мной, а Барон умер. Никто не знает о нашем сигнале бедствия, кроме них.

Пару секунд спустя приходит ссылка на Гугл-карты.

Желтым маркером обозначено место: закусочная через дорогу от зала игровых автоматов.

39. Полотенце

Уже у закусочной небо внезапно меркнет, но всего на мгновение – словно кто-то хотел отрегулировать яркость, но передумал в последний момент.

– Ты это видела? – спрашиваю я у Хлои.

– Что? Рекламный щит?

Я трясу головой. Я говорю про небо, но когда вновь поднимаю взгляд, то вижу тот самый рекламный щит – причем весьма странный.

На первый взгляд он кажется самым обыкновенным – просто реклама известного исполнителя. Но, присмотревшись поближе, я замечаю, что рекламируется не сборник лучших хитов или ранее не изданных песен, а совершенно новый альбом.

Альбом Дэвида Боуи.

– Так, – говорю я, перехватывая ладонь Хлои, которая уже тянется к двери закусочной. – Сейчас будет странный вопрос, но… Дэвид Боуи ведь живой, да?

– Эм… ну, да, вроде. А что? Все в порядке?

– В полном, – отвечаю я.

– Точно?

– Ага, – говорю я и открываю дверь забегаловки. – Пойдем.

…

Народа немного: всего пять-шесть человек, которые не обращают на нас никакого внимания. Видимо, отправитель полотенца пока не пришел.

Заняв дальний столик, мы заказываем кофе, и Хлоя подсаживается ко мне.

– К чему был вопрос про Дэвида Боуи? Мы же вместе ходили на их совместный концерт с Грэмом Парсонсом и Эммилу Харрис.

– С Грэмом Парсонсом?

– К, ты меня пугаешь.

– Прости. Не парься.

Мне хочется расспросить Хлою о Грэме Парсонсе поподробнее, но я лишь натянуто улыбаюсь и поворачиваюсь к двери, как раз звякнувшей колокольчиком.

И вижу, как в нее входят Суон с близнецами.

Ужас накатывает волной цемента, и голова идет кругом. Я хватаю Хлою за руку и пытаюсь подняться, но тело не двигается.

Суон присаживается напротив нас, а близняшки встают по обе стороны стола, перекрыв пути к отступлению.

– Вижу, сообщение вы получили, – говорит Суон.

– За что вы убили Толстяка Нила? – спрашивает Хлоя, сверля глазами близняшку по нашу сторону стола.

– Мы его не убивали, родная, – отвечает другая близняшка.

– Да конечно, – выплевывает Хлоя.

И тогда я замечаю тени, медленно ползущие к нам из недр закусочной.

– Уходим. Срочно, – говорит Суон, вставая и протягивая мне руку.

– Никуда мы с вами не пойдем, – отвечает Хлоя.

Я перевожу взгляд на тени, а затем снова на Суон. Она кричит, но я не слышу ни звука.

Свет гаснет.

Закусочная погружается в непроглядную темноту, а разговоры людей вдруг отдаются в ушах беспорядочным гулом.

А мгновение спустя я оказываюсь в незнакомом месте – точнее, я оказываюсь нигде.

Ощущение странное: я будто застреваю, зависнув между мирами, ровно на их границе, но никак не могу понять, по какую сторону остался мой мир – и сколько вообще сторон существует.

Я не понимаю, где мое место.

И это одиночество, эта потерянность ужасают – но я узнаю их. И воспоминания из далекого детства накрывают меня с головой.

С самого юного возраста мне снятся кошмары – ночные ужасы, как называют их специалисты.

В этих снах я лежу в непроглядной густой темноте, которая парализует меня и не дает проснуться. Она похожа на пустой сумрачный вакуум.

Это пространство я называю промежуточной зоной.

В начале кошмаров промежуточная зона всегда пуста: в ней нет ничего, кроме ужасающего холода, но если очень сильно сосредоточиться, то можно почувствовать что-то… что-то живое, клубящееся во- круг.

Затем все тело становится легким, как будто растворяется в густой, вязкой тьме, и очень быстро я перестаю понимать, где кончаюсь я и где начинается темнота.

И что-то еще скрывается в ее недрах.

Потоки.

Эти потоки ведут… куда-то. Все они помогут мне выбраться, но для этого нужно выбрать какое-то направление, а у меня никак не получается это сделать. И я просто зависаю внутри темноты, вглядываюсь в нее распахнутыми глазами, застыв на месте, – и в итоге просыпаюсь, заходясь криком.

Бороться с кошмарами меня учит мама. Как-то ночью после особо страшного сна она присаживается рядом, пока я пытаюсь успокоиться и снова уснуть.

Она просит описать, что я чувствую внутри сна.

Я все ей рассказываю: как одиноко и страшно витать в этой темной невесомости, что никак не получается выбрать поток, который должен вытащить меня из паралича.

Мама предлагает следовать интуиции и выбрать тот путь, на который указывает сердце. Сначала, говорит она, нужно сосредоточиться на своих эмоциях – вспомнить о любви, которую я испытываю к семье, нащупать источник внутренней силы, – а потом хорошенько напрячься и найти самый лучший, самый подходящий поток. И как только я его обнаружу, останется добраться до него, нащупать ее руку, и она поможет проснуться.

Сейчас я не помню, помог ли мне этот способ, но в ту ночь впервые за долгое время мой сон ничто не тревожит. А со следующей недели я начинаю ходить к поведенческому терапевту, который