— А это что было? — Лицо перекошенное, но не только злобой, но и осознанием бессилия. Кстати, у меня спрашивает, не у своих.

— А это взрыв в тоннелях, — я был сама честность. — Отрезал ваш дом от выходов на нижние ярусы. Чтобы вы не смогли сбежать. — Снова четвёрная линия. — Кедр — всем. Активируйте подарки для сеньоров, какие остались.

— Сволочь! — Это Абанкуэйро. После чего отключился, видимо, чтобы что-то успеть сделать по месту. Батиста не отключился, просто вскочил и убежал, при включенной камере. И только Октавио Феррейра, поддерживая репутацию Железного Октавио, расхохотался.

Бум! Бум! Изображения подёргивались рябью одно за другим. Хохочущий Феррейра тоже отключился — видимо, не сам. Дрон под его куполом сработал, и «бульдоги» смогли-таки дойти по тоннелям до нужных уровней без палева. Но всё это не мои закладки, а сеньоры Гарсия. У неё были козыри на такие случаи, которые она держала уже несколько лет как. Я бы не смог внедрить под купол одного из основателей даже вшивый фургон с дроном и бомбой — после начала переворота там всё слишком хорошо охраняется. Это её заготовки с седых времён, и, возможно, для того, чтобы сделать новые, понадобится ещё несколько лет. Но я не жалел, ибо не считал, что перевожу козыри напрасно. Если эти четыре клана останутся в стороне от мятежа, все потраченные на закладки усилия можно считать окупившимися.

— Ты труп. — Фернандо Ортега прошёл по кабинету и сел за свой собственный стол, правда, на «гостевое» место — я не собирался освобождать для него хозяйское.

— Когда изнасиловали Беатрис, — с желчью произнёс я, — как только её не называли. И слово «шлюха» было самым литературным. Ну, на момент, когда я только начал разгребать это дело. Но всё лихо изменилось, сеньор, уже после первых силовых акций. Она сразу превратилась и в «девочку» и в «сеньориту», и так далее. А когда я за неё начал расстреливать машины… — Сбился, покачал головой. — Короче, сеньор Фернандо, я искренне хочу поблагодарить вас. И лично вас, и всех ваших коллег, которые восстановят связь, но только через время. В первую очередь дона Октавио — это он стоял за тем беспределом с моим ребёнком. Но и вам всем тоже хочу сказать «спасибо». Ибо именно вы сделали меня тем, кто я есть. Из романтичного мучачо, скорбеющего о любой человеческой жизни вы воспитали хищника, идущего по головам, для которого существует только понятие целесообразности.

Сеньор молчал. Я тоже, дав ему переварить. После, посчитав достаточным, продолжил:

— Я был наивен… Господи, как же я был наивен ещё полгода назад! Но вы убили марсианских болельщиков. Вы взорвали «Меридиан» и ещё два клуба по стране. Вы устроили кровавую бойню в прямом смысле слова с тысячами участников. Вы научили меня ненавидеть, но при этом быть до безобразия холодным и держаться, удерживая все возможные эмоции. Но главное, научили не стесняться ставить глобальные цели. Да, я был наглым, но даже на моя наглость имела чёткий предел, я понимал, что есть границы, которые лучше не переходить. Но вы сделали всё, чтобы объяснить, что границ не существует. Есть только один критерий в этой грёбанной жизни — или ты справишься с поставленными задачами и целями, или нет. Или тебе хватит ресурсов, или ты обсчитался, и проиграешь, и это будет твоя вина. И главное, если уж начал — нельзя тормозить и останавливаться. Тормоз может быть только один — нехватка ресурсов. В любом ином случае нужно двигаться вперёд, никаких рефлексий и ограничений! Понимаете, что я хочу сказать?

— Мы не учили тебя быть подонком! — зло парировал сеньор, но я видел, он говорит лишь бы не молчать.

— Отнюдь. Именно этому вы учили. Подлость. Удар в спину. Использование ЛЮБЫХ ресурсов, включая тысячи неповинных жизней и будущее планеты. Вы ставили под удар всё, лишь бы достигнуть своих целей. Я выучил урок, сеньор Фернандо. И, едрить его за ногу, вдруг оказалось, что вы — хреновые учителя! — Последнюю фразу воскликнул на повышенных. — Ибо вы САМИ не следуете тому, чему учите. А именно, сами себе наставили красных линий, за которые боитесь зайти.

— То есть это плохо, что мы тебя не грохнули, это хочешь сказать? — усмехнулся он. — Это в твоём понимании красная линия?

— Отнюдь, — покачал я головой. — Я же не грохнул сейчас вас. А значит, эта линия работает, здесь вы поступили правильно, и я внял. Но в остальном… — Задумчиво покачал головой. — Сеньор Ортега, если вы на что-то решаетесь — надо давить до конца. Или не браться. Это главный вывод, главный урок. Вы научили меня, но забыли об этом сами. Гордыня? Что позволено Юпитеру, не позволено Шимановскому? Глупо, сеньор! Не после всего, что между нами было.

— Фернандо! Он взорвал мой дом! Этот сукин сын взорвал мой дом! — произнёс Батиста, вернувшийся к камере. — А они… — Кивок на погасшие изображения.

— Да, тоже, — подтвердил Ортега. — Ждём, что починят связь и они отзвонятся.

— И что теперь? — А это дедуля произнёс грустно, с растерянностью в голосе. И это был именно вопрос, а не ирония-издевка.

— Теперь, сеньор Батиста, теперь вы сажаете на палубу своего купола конвертоплан Селены, — кивнул я в сторону входа, где сеньора Маршал продолжала стоять без движения, словно… Робот в ожидании начала программы. — И эвакуируете членов своей семьи в один из её санаториев. Откуда ваша родня вернётся только после того, как мы разгромим мятежников. И вы в происходящем не просто не участвуете, но и не даёте участвовать всем дружественным и родственным семьям.

— Хорошо. Я согласен. — Взгляд сеньора потух, сам он сгорбился, как от тяжёлой ноши. — Мне с самого начала не нравилась эта идея. Селена? — А это моей спутнице.

— Валерио, встречайте. Позывные моей команды возле вас…

Следующим подключился Абанкуэйро.

— Вы всё ещё здесь? — окинул нас глазами.

— Валерио подписал капитуляцию, — отсалютовал компаньону кубком Ортега. Вино вытащил из сейфа, пока не было эти две минуты связи. Пил «в одно рыло», и даже Селене не предложил. И я понял, сегодня он напьётся. И… Наверное, я бы сам так поступил на его месте.

— Ты