Есть же инии младии на такому меру дерзают,

Того ради сами себе пищь страстей разжигают,

Понеже от пищи и покоя приходит страсть

И от того бывает на душу великая напасть.

И от таковыя страсти нехотя огнь разгарается,

И от пищи и пития похоть раждается.

А елико младии в таковый чин поставляются,

И те такожде едва от страстей свобождаются.

Такожде пищею и покоем будут доволни,

Понеже во власти своей бывают самоволии.

Весма же сия глаголет то златый языком Иоанн,

От чрева матерня божественным светом осияван,

Он всех древних святых похваляет,

Вас же яко некоих неистовых уничижает.

И паки по древних святителех с печалию воспоминает[317],

Понеже не ревнуете древним святителем,

Токмо уподобляется некоим мирским томителем,

Иже налагают на человеки бремена тяжки...

И аще сие писание дойдет до ваших рук,

И молим вы, не поставте от нас себе в наук:

Не мы на вас, святии, написали,

Но божественныи и святии отцы всем указали,

Каковым вам, святителем и преподобным отцем, быти

И нас, словесных овец, учити.

Паче же Павел на вас великий учитель,

Иже живет ныне в небе с самем Христом,

Тот на вас великий претитель учинися

И всеа вселенныя крепкий учитель явися.

Того ради не положите на нас своего гнева

И всегда держитеся духовнаго своего сева.

Сия вам не в суд ни во осуждение глаголем,

Недобро есть нам и всем ходити по своим волям.

Но подобает нам по заповедей божиим ходити

И его, творца своего и бога, во всем волю творити.

Писано же убо все к вам, иерархом, реснота,

Чтоб во всех нас была душевная и телесная чистота.

Прочее буди на вас и на нас рука господня,

Да не приидет на нас тщета никоего дня.

Еще же и во иерейский чин нам зде поставляете,

А во священныя правила не смотряете,

Яко на том, кий поставляй и поставленый, оба да извергутся;

Помилуй, господи, аще во геенну ввержутся.

И сеете всем божественное писание,

Да будет всем человеком в наказание,

И спасут своя православныя души,

И да внидет молитва их самого господа во уши.

Во веки веков, аминь.

Предисловие к книге «Лабиринт»

Сие слово двоестрочием сложено

и от великия сея книги вкратце объявлено

Сия филосо<ф>ская книга Лавиринф

Яко драгоценный камык акинф;

Яко же он аер прообразует[318],

Тако и сия книжица о житии нашем яве сказует.

И паки от изящнаго любомудрия сложена,

И от многаго писания изрядне сведена.

Сказует же о настоящем сем нашем житии.

Воспоминает же о тамошнем нам вечнем бытии.

Прилагает же житие наше к великому окияну,

И паки премногою широтою разлияну.

Еще же глаголет четверокружное наше прехождение

И всему житию нашему пременение.

Глаголет же о возвращении наших телес,

Времена бо и лета наша положены нам яко в век.

Четырми убо стихиями вес<ь> мир состоится,

Тако и тело наше четырми времени зрится,

Аще и седморичными мерами считается,

Но обаче в той же четверице живот нашь скончевается[319].

Аще ли кому по создавшего изволению смерть предварит,

То число лет живота его прекратит.

Много ж от болезней и недугов и смерти человеком бывает

И преже времени веки их сокращаются.

И паки горняя убо и долняя по божию уставлению грядут,

В них же убо дние и нощи беспрестани житие наше секут.

И яко быстрин коневе протекают,

И все житие наше пресецают.

Или яко птицы скоростию летят

И вси путие живота нашего кратят.

Тако же и часове дневнии и нощнии яко мегновении ока преходят,

В них же души наши на он век отходят,

И не вем, котории во отраду ли идут, или котории в мучителная места вниидут.

Сам создавый вся весть,

Злую или добрую воздает кому месть.

Токмо приходит нам зде смертный час,

Много бо пожинает и незрелый клас.

Тако бо от творца нашего и содетеля нам учинено,

И житие наше от младости к старости сведено.

Слатко убо и неслатко житие наше нам бывает,

А получивый благоденство едва от него отставает.

Нищета жь и убожество люто есть терпети,

Яко некогда лютую студеную зиму мнети.

Слава жь и богатство и честь радостно и весело носити,

Но не вемы, х какову речению привменити,

Понеже убо сердце и ум человечь всегда веселит

И в нищету и ко убожеству прийти не мнит.

Но обаче внезапу беда и напасть приходит,

Понеже некогда слава и богатство отходит.

Того ради таковии впадают в зелныя скорби и печали,

Не мощно бо никому избыти от божия фияли.

От таковых печалей многим и смерть случается,

Понеже славы и богатства своего лишаются.

Люто убо есть, воистинну люто таковаго своего презвания отпасти,

И в бесчестие и в поругание впасти.

Того ради, яко же и преже варив рех, и смерти кончаются,

И паки не вемы тамо како от создавшаго вся посылаются.

Воистинну сей свет скорби и печали исполнен,

Яко некий ров плачевныя воды напол<н>ен,

Ю же бедно и горко пити.

Тако же кому в нищете и во убожестве все житие препроводити.

Подобно же тому, кому богатства и славы своея отбыти

И в нищете и во убожестве жити.

Инем же в болезнех и в недузех вес<ь> живот случается скончати,

И на всяк день яко живым умирати.

Аще ли же многим случается во здравии и во благоденствии жити,

Обаче во время прилучно скорби и печати не избыти.

А иже в болезнех и в недузех живот свой препровожают,

Те паки на всяк день живы умирают.

Инии же вышереченную ону нищету почерпают,

Те аки в велицем мраце дни своя прекрачают.

И