выкрикивая всякие обидные выражения, адресованные жителям этого поселения. Особенно доставалось местному старосте. Которому со всех сторон звучали угрозы не просто убить, а сотворить нечто такое, про что я с вашего позволения, умолчу. То же касалось и женской части населения. Непристойности сыпались как из рога изобилия. В общем, шум стоял такой, что хотелось закрыть уши, и больше их никогда не открывать. Довольно таки скромные и обходительные в обычной жизни люди, на глазах превращались в оголтелое стадо убийц и насильников. Но главная задача всего этого балагана, была вселить страх и ужас в жителей этого городка. И судя по реакции окружающих, она была с успехом выполнена. Но к активным действиям, пока что никто не приступал.

Я пересчитал свои мелкие стрелы. Восемь штук. Не густо. Посмотрев на засевшего по соседству княжича, я увидел у него тоже сравнительно небольшой лук, и целый лес похожих на мои, отлично сделанных стрел.

— Чуб, слушай, попроси у княжича немного стрел. — решил я напрячь, направо и налево раздававшего приказы, командира местного ополчения.

— Немного, это сколько? — вдоволь наоравшись, наконец снизошёл до меня опытный воин.

— Ну… — начал я мечтательно. — Все? Зачем они ему с раненной рукой?

— Да он, не даст! — сходу заявил мужик.

— Попроси все, а если даст хоть половину, будет просто замечательно! — предложил я как вариант.

— А сам почему не попросишь? — улыбнулся Чуб.

— Смеёшься, да? — закивал я головой, скривив кислую рожу в ответ. — Он из-за меня еле ходит, и в ближайшее время, вряд-ли стрелять сможет. Сидит как собака на сене, и сам не гам, и другому не дам…

— Ладно, Комар. Сейчас каждая стрела на счету, даже такая. Негоже их в никуда расходовать. Я лучше с его дядей поговорю…

После вмешательства Чуба, и его разговора с бородатым, богато одетым мужиком, ситуация кардинально изменилась. У княжича остался один, плотно набитый стрелами колчан. У меня же, вся его немалая, военная мощь. Двести пятьдесят три стрелы! Неимоверно довольный собой, я стоял на принесённой отцом из дома лавке. И мило улыбался во все мои молочные зубы, окончательно скисшему княжичу.

— Сынок, а Зевуна, обязательно было убивать?.. — вдруг заявил отец, отвлекая меня от корчи рожиц малолетнему феодалу. Я взглянул на убитого горем папашу, столько лет растившего этого огромного псину. — Никак, нельзя было с ним по душам поговорить, попросить с дороги отойти… Он же всё с полуслова понимал! Можно даже сказать, чувствовал. Я его, вот с такого маленького клубочка вырастил…

— Никак… — коротко ответил я. — Не слушал он. Словно взбесился. Извини…

— Не слушал?.. — удивился отец. — Странно… Вроде не водилось за ним такого греха. Ах, да… — вдруг о чём-то вспомнив, вынул он из-за пазухи небольшой свёрток. — Вот, подобрал всё что от твоей зверюшки осталось. Не успел чуток. У собак прямо из пасти вырвал. Ты же с ней не разлей вода был. Да и не мог не забрать, манило меня к ней что-то… — отдал мне окровавленную тряпку отец. Мою беззаботность, как рукой сняло. Трясущимися руками я развернул маленький свёрток и… Снова свернул. Прижал к сердцу совершенно не понимая, что же мне теперь с ним делать…

Но тут, буквально возле моего уха просвистела первая, выпущенная ордой стрела. А за ней, уже сотни свистящих древок заполонили всё небо. Я тут же спрятал свёрток с остатками белки себе за пазуху.

— Отец, не стой под стрелами! Пригнись! И вообще, шёл бы ты пока вниз. А то стрелок из тебя, прямо скажем, неважный. Последний раз в оленя с десяти шагов не смог попасть. Если бы не Зевун, ушла бы добыча.

— Да здесь и слепой не промахнётся! — ответил, всё же присев со своим огромным охотничьим луком, мужик. — Вон их сколько!

Кроме всадников, из лесу вышло две сотни пеших воинов с лестницами. И под прикрытием всё тех же стрел, побежали к стене. Я сразу же понял куда нужно стрелять. По тех, кто впереди всех нёс лестницу. И первой же стрелой, умудрился остановить весь десяток, что сломя голову мчался впереди всех. Они так спешили, подняв над собой лестницу, что не заметили своего же упавшего товарища, и тут же все дружно грохнулись вместе с тяжёлой осадной лестницей. Которая к тому же ещё и развалилась на несколько стремянок поменьше. А на них наскочил следовавший за ними, бегущий десяток. Тут же затормозив всё наступление.

Увидав как мальчишка с одного выстрела остановил чуть ли не сотню нападающих, защитники победно заорав, тут же принялись нашпиговывать упавших стрелами. Я же попытался исполнить подобный трюк, с другими отрядами, несущими на вытянутых над собой руках, своё осадное снаряжение. Но так как первый раз, мне уже не везло. И мне пришлось методично вколачивать свои мелкие колышки, в казавшихся бесконечными, атакующих нас воинов. Единственное, что нас действительно спасало, это то что с низины к поселению, была только одна дорога. И весь этот муравейник, шагая прямо по телах убитых и раненых, выстраивался, считай в очередь за своей смертью. Пока наконец, весь проход не был завален ранеными и мёртвыми воинами. В добрую половину которых, попал именно я.

К тому времени у меня уже порядком устала рука, раз за разом максимально оттягивать тетиву, чтобы оказавшиеся намного крупнее моих детских стрел, стрелы княжича, долетали именно до этого узкого места. Да и детские пальцы, отвыкшие от поющей тетивы, стёрлись чуть ли не до костей. И самое главное, у меня почти закончился мой боезапас. А противник наоборот, спешившись, лишь утроил свои усилия. Да ещё и притащил огромный таран. И в отличии от первой волны наступавших, что считай с голой задницей пёрлись на стену, уже прикрываясь высокими щитами, прямо по головам своих лежащих товарищей, направился к нашим воротам.

— Комар! — проорал весело Чуб, да ты не десятка лучников стоишь, а пожалуй, — всей сотни! Давай, пока мы смолу разогреем, прикончи тех, кто таран тащит. А то из-за щитов этих, мы никак попасть в них не можем. А ты сможешь! Я знаю!

— Не смогу! — всунул я окровавленные пальцы в снег, что бы хоть немного снять боль. — У меня стрел больше нет! И пальцев считай, — тоже… — прошептал я.

— Стрел? — переспросил староста, с другой стороны от ворот. — Сват, мальцу ещё стрелы нужны. А княжич и носа высунуть боится, отдал бы ему его колчан.

— Ничего я не боюсь! — обиделся пацан. — Нога болит. Встать не могу. Ежели бы сопляк её ножичком не пырнул, то я бы их всех положил.

— Мы верим княжич, верим… — отозвался