Шрифт:
Закладка:
— Я же не против… — спокойно ответил Чуб. — Только вот, есть одна маленькая закавыка…
— Какая ещё, закавыка? — не понял староста.
— Княжич здесь, пока что никто, и звать его — никак. А Комар, несмотря на свой нежный возраст, — уважаемый житель нашего поселения, приносящий ему немалую пользу. Кто больше всех зайцев и оленей изловил? Комар! Кто придумал как воду к дому провести, что бы к реке не гонять каждый раз? Опять же, — Комар! А печь с трубой, что теперь чуть ли не в каждой хижине имеется и дров почти не просит? Комар! Этот малый, за те полгода что здесь живёт, столько прибыли в общую казну принёс, что вполне заслужил на честный поединок за свою любовь. Ведь так, вольный народ?
— Так то, оно так… — с опаской поглядывая на пожиравшего их злыми глазами старосту, загудели, потупив глаза в снег все собравшиеся.
— Ила ты княжич, струхнул? — не сдавался Чуб, видя что не к тем он обращается. — Испугался в два раза меньше себя соплю? Что же твои гридни скажут? Трус наш князь… Кому такой нужен!
— Ты говори, да не заговаривайся, Чуб! — прикрикнул на него Старик. — А то быстро тебе твой конский хвост подровняю! Да, Комар малый удалой и пользу нам приносит немалую, — никто не спорит. — развёл он руками. — Но не имел он никакого права, без просу, глаз на мою внучку положить! Да ещё и на княжича свалится как снег на голову. Чего он вообще сюда припёрся! Я же всем запретил ему об этом говорить! Что бы с дуру, дров не наломал. И вот, на тебе… Так что все вы теперь в его смерти виноваты! — староста подошёл ко мне, всё ещё лежащему на снегу. — Слушай, внучок, мы же с тобой неплохо ладили, — сказал он спокойным голосом. — И ты мне как родной был. Печь твоя, — это вообще, чудо какое-то. Но лучше бы ты сегодня, сюда не приходил. Может, уйдёшь с нашего поселения от греха подальше. Ведь не успокоится княжич, пока тебя жизни не лишит. Это дело чести теперь для него…
— Ну, уж нет! — выкрикнул малолетний феодал. — Никуда он не уйдёт! Поединок, — так поединок! Я просто смысла в этом избиении не видел. Но раз меня уже в трусости обвиняют, то придётся тебя ещё и проучить напоследок. Вот тебе мой клинок! — бросил он мне, явно детский меч. У меня ещё один есть! Как раз вчера, специально для меня изготовили. Я даже испытать его толком не успел. Вот и посмотрим, из чего ты сделан. Из трусости или храбрости. Хотя если честно, мне всё равно что из тебя выбивать! Всё равно, одно дерьмо вылезет… — его охранники тут же одобрительно зашумели.
Чуб поднял почти невесомый, особенно по сравнению с моей тренировочной палкой клинок, и вручил его мне. Помог подняться, а сам став на одно колено прошептал на ухо:
— Кроши рукой метал, мечты не забывай. Живи, гори, летай, но только не сгорай. Когда придёт пора, выпей жизнь до дна…
— Я выпью жизнь до дна… — тяжело вздохнул я.
— Вот и хорошо. Что с ногой? — участливо спросил Чуб.
— Какой ногой? — сделав удивлённое лицо, ответил я. Всем своим видом показывая что всё в порядке.
— Другого я и не ожидал от тебя услышать… Послушай, Комар. Что бы не произошло, не нужно убивать княжича. — вдруг прошептал он. — Нам этого не простят… Ты сейчас борешься лишь за свою жизнь. Поединок за любовь, — ты уже проиграл… Смирись с этим.
— Я понимаю. — ответил я ему. И сбросив с себя тяжёлую, зимнюю одёжку, заметно хромая и опираясь на клинок, побрёл к с нетерпением ожидавшему меня сопернику.
***
— Ты готов к смерти? — улыбнулся мне паренёк, сбросив свою меховую накидку, оставшись в удивительно похожей на мою, одёжке. Только заметно новее. Меня это даже немного смутило. Мы как два брата, в одинаковых рубахах, сапожках, ремнях и поясах. Да, что там пояса! Даже мой медвежий коготь, был точь в точь как и у княжича. И это заметил не один я. Люди стали как-то странно перешёптываться. А княжич, махнув быструю восьмёрку, тут же рванул на меня…
Сильные удары сыпались один за другим. Чудом спасшись от мелькающей стали в очередном быстром перекате, я потрогал себя, был ли я ещё жив, или уже нет… Два месяца редких тренировок, — это очень малый строк, что бы на равных сражаться с всю жизнь бьющимся на этих самых мечах, юным воином. Именно столько учил меня Чуб. И слова княжича, что он меня ещё и пожалел, видимо были недалёки от истины.
— Комар! — смеялись окружающие, глядя как я всеми силами пытаюсь выжить, улепётывая от тут и там мелькающей смерти. — Да ты драпаешь похлеще, чем твоя уродливая белка от наших собак! — и это было правдой. Я уже и забыл что такое страх, живя в комфорте и сравнительной безопасности. И сейчас, очень даже боялся потерять свою хорошую жизнь. Но зря они вспомнили про белку. Непонятно как тут оказавшись, она спрыгнула с надломленной ветки прямо мне на голову, тут же вызвав новый приступ смеха у окружающих. И особенно, у моего юного соперника, уже порядком подуставшего за мной постоянно гонятся, и сейчас просто заливавшегося от хохота.
— Куда бежим? — вдруг совершенно ясно, произнесла она. — И кто из нас белка? — взяв её в руки, я удивлённо таращился в её единственный глаз. Совершенно позабыв о поединке и моём гогочущем вместе со всеми сопернике. — Будешь сильный как медведь, всех ты сможешь одолеть. Быстрый, словно серый волк, милый мой, смешной сынок… — протараторила она, и тут же добавила. — Давай, не позорь мать! Надери задницу этому уроду! Что о тебе подумает твоя зазноба! — и соскочив с меня, она тут же запрыгнула на плечо, не менее обалдевшей Милке.
«Это как… Что это вообще такое было… — крутилось у меня в голове. — Неужели эта белка, так упорно не хотевшая умирать и сколько раз меня выручавшая, — была моей мамой?» — я смотрел как эти две самые любимые на свете создания посмотрев друг на друга, вдруг словно сговорившись, закричали:
— Комар, ты самый лучший на всём белом свете! — пропела своим детским голоском девчонка на всю площадь. — Я не представляю этот мир без тебя! — улыбнулась она. — А
