остаться не-вы-рас-спрошенным: благодаря истине пра-бытия. Но поскольку эта истина принадлежит к самому пра-бытию – как то, благодаря чему пра-бытие – недеятельно и не испытывая потребности в эффективности и действии – событует себе осново-положение некой основы своей истины (Вот-Тут-бытия) – происходит смещение-перенос в вопрошание «вот этого» пра-бытия о нем самом. Насколько бы при этом вопрошание «о» бытии сущее-бытующего еще ни могло еще вообще на основе приоритета суще-бытующего оставаться поводом для постановки бытийного вопроса, иное вопрошание «вот этого» бытия отделено без-дно-основой от метафизического вопрошания, по каковой причине здесь поможет только «скачок» в вопрошании, который есть прощание со всей и всяческой метафизикой. Всякая попытка какого-то исторического / historisch/ опосредования вуалирует-маскирует бездну-пропасть и создает предлоги для того, чтобы одновременно ослабить уникальность метафизического вопрошания и грядущую изначальность сообразного истории прабытия вопрошания свести путем подсчетов к доныне существовавшему и чисто количественным изменениям. Сверх того, вопрошание сообразного истории пра-бытия мышления не позволяет сообщить себя в сообщении (в смысле какой-нибудь передачи дальше представлений); всякое вопрошение и сказывание здесь постоянно есть только ослабление связи того, что связано в событовании, но еще не нашло своей необходимости как ход-процесс, направленный к положению основы истины пра-бытия, каковое положение основы посредством мышления только готовится, но никогда не исполняется.

Спрашивать пра-бытие изначает поэтому также: быть вынужденным познавать, что «есть» все суще-бытующее – без того, чтобы для этого понадобилось какое-то знание об этом; проникаться тем, что, как мнят люди, «переживается» как их «жизнь» – и при этом все же из-за забвения бытия остаются защищенными от каждого шага к без-дно-основы события.

Потому формы «сообщения» мышления, соответствующего истории пра-бытия не позволяют изобрести себя и произвести себя, сказываемость и слышимость остаются-сохраняются за сущностью бытия. Всякое применение насилия-нажима, всякое вмешательство-наскок здесь – только проявление трусости. Мужество ждать готовит чаяние-надежду; однако это – не застывание в праздности и попустительстве, а подготовка событования через посредство постижения смысла.

Спроси бытие! И в тишине-покое этого вопрошания – как начало слова – ответствует бог.

Можете избороздить все суще-бытующее – нигде не выкажет себя след бога.

XXVIII. Понятие метафизики, соответствующее истории пра-бытия[103]

98. Мышление, сообразное истории пра-бытия Бытийный вопрос мышления, сообразного истории пра-бытия

Метафизическое вопрошание как вопрошание «о» смысле суще-бытующего разворачивает себя как история метафизики в виде в то же время безвопросного представления суще-бытующего в общем и целом. пра-бытия вопрошает пра-бытие как отвечающее-ответствующее и это вопрашание есть вопрошание пра-бытия, теперь проистекая из сущения его истины; из него и спрашивалось.

Сообразное истории пра-бытия мышление в кругу постижений смысла иногда называется вы-раз-мысливанием (ср. выше S. 46 f. о философии как вы-раз-мысливании пра-бытия); это близко к видимости-кажимости – как будто бы пра-бытие самоуправно и только лишь произвольно «выдумывается», «изобретается» – между тем, подразумевается там совершенно противоположное. Слово «вы-раз-мысливание» желает сказать: мышление, которое от пра-бытия, тому, чему следует мыслиться, прежде со-бытуется и осуществимо-исполнимо в полной мере только в некоторой истории (Geschichte) – и только как история пра-бытия. Поэтому совершенно заводит в тупик и сбивает с толку попытка понимать слово «Erdenken», исходя из обыденного словоупотребления, он нее поэтому следует отказаться. В том значении, на которое здесь заявляется претензия, оно подразумевает со-бытованное от пра-бытия мышление – в отличие от метафизического мышления как от пред-ставления ставимого перед собой сущее-бытующего как такового. «Метафизику» можно понять как таковую только тогда, когда история (Geschichte) пра-бытия оставит позади и покинет «метафизический» «период». Метафизика тогда есть название для истории (Geschichte) без-основности пра-бытия при допущении им приоритета суще-бытующего, которое допускает бытие как суще-бытность (ϰοινόν).

Сообразное истории пра-бытия мышление не есть, скажем, «исторический» вид мышления или такой стиль мышления, который в особенности занимается только «историей» мышления.

Название это должно показать, что это мышление со-бытовано самим пра-бытием, каковое со-бытование составляет суть истории (ср. Размышления XIII)[104]. Это мышление поддерживает себя в некотором знании, которое не может быть привнесено никаким знанием сущее-бытующего или даже подсказано таким знанием так, чтобы оно напрашивалось. Даже метафизика как способ доныне существовавшего, направленного на суще-бытующее «знания» бытия не могла бы привнести из ее незнания что-то знаемое. Знание проистекает из основополагающего познания нужды, порождаемой отсутствием нужды, потребности, порождаемой отсутствием потребностей, в чем становится очевидной покинутость бытием суще-бытующего, которая в становлении событования подает указания-намеки от отвержения как сущности пра-бытия и пра-бытия сущности – подает поверх них. Сущение истины пра-бытия в вы-раз-думывании добавляет себя, как тема в фуге, в то, что должно быть названо историей (Geschichte) пра-бытия. Эта история состоит не из тех или иных перипетий и не из возникновения и пропадания мнений о суще-бытующем, но она есть то, что отвечает голосу-настрою тишины, оно перенимает этот голос-настроение в вы-малчивание своего собственного подлинного сказывания. Пра-бытийно-исторически – значит, принадлежно истории (Geschichte), которая есть само прабытие, событуется, разворачивается, как темы в фуге, настоятельно вникая в Вот-Тут-Бытие.

Называние – это отнюдь не обозначение через указание на месторасположение или на угол зрения, но в соответствии с сущностью самого мышления, возникающее-поднимающееся из иного начала. Мыслительское мышление – это вопрошание; оно само не отвечает никогда; и так происходит потому, что ответ должен отодвигаться все дальше и дальше посредством бесконечного вопрошания, которое – никому не ведомо как – движется в себе самом и запутываетсЯ в сети только из-за сомнительного удовольствия, получаемого от самого себя, от наслаждения собой. Вопрошание этого мышления – существенно иное, и в этом кроется причина, по какой оно не только никогда не отвечает, но и по самой сути не отвечает.

Ответ приходит всякий раз только из того, что удается рас-слышать мыслящему вопрошанию – то ему и принадлежит. Это – голос тишины, в котором пред-мыслит мышление, но – постоянно прислушиваясь и вслушиваясь; и все сказывание есть вслушивающееся-прислушивающееся, настраиваемое только через голос.

Напротив, пред-ставляющее проектирование-набрасывание доныне бывшего уже предвосхищает «встречу», уже говорит иное «слово»; наука повсеместно берет на себя ответы и распространяет и закрепляет притязание на ответы, объясняющие высказывания. Тяга к знаниям есть настаивание на таких ответах. Так дело доходит затем до ошибочного мнения, что все и всяческое вопрошание нужно толковать только как предварительную ступень для таких ответов и в то же время одно только вопрошание (потому что оно никогда не доходит до ответа) понижается в статусе до беспомощной растерянности и проявления экстравагантности-вычурности. Посредством этого уклоняются от всякой попытки мыслительского вопрошания, потому что все сводится только к выжиданию-подкарауливанию ответа: где и как его удастся достигнуть – или не удастся. Поэтому аргумент-отговорка находится