Подобные мысли вгоняли Джорджию в холодный пот, и она со всё большим нетерпением стремилась возвратиться в Ремору и выяснить, что же там происходит. Кроме того, она сгорала от желания побольше узнать о Сильвии. Если она та самая женщина, которая будто бы была убита по приказу герцога Никколо, то как она решается появляться в Реморе? И почему Беллецией правит не она, а ее дочь?

Когда Джорджия следующий раз появилась в Реморе, беллецианская карета готова была уже тронуться в путь.

— Садись, — помахав Джорджии рукой, крикнул Лючиано. — Мы отправляемся в Белле Винье.

Детридж сидел в карете в прекрасном, судя по всему, настроении.

— Добро пожаловать, Джорджи, — сказал он. — Мы вознамерились посетить руины рассенанского поселения. И случиться может, встретим там и других, то же намерение возымевших!

Сидевший в углу кареты Лючиано улыбнулся, и Джорджия почувствовала, что у нее потяжелело на сердце.

И впрямь, в Белле Винье их карета остановилась рядом с другой каретой, украшенной гербом ди Кимичи — лилией и флаконом благовоний. Спрыгнув на траву холма, где она была прошлый раз вместе с Гаэтано и Фалько, Джорджия увидела стоявших на вершине людей. Родольфо, Гаэтано и стройная, элегантно одетая молодая женщина, которая не могла быть никем иным, кроме герцогини.

Джорджия немного отстала от остальных. Поднявшийся первым Детридж обнял Арианну. Лючиано подошел вслед за ним, но его приветствие было куда более официальным, и чувствовалось, что он и герцогиня обращаются друг к другу с каким-то стеснением. Лючиано кивком приветствовал Гаэтано, а затем обернулся, чтобы подозвать Джорджию.

— А это Джорджио, — сказал он.

Джорджию удивило то, что Лючиано воспользовался мужской формой ее имени, но тут она поняла, что не обратила внимания на присутствие в группе еще одного человека. Подавая руку Арианне, Джорджия увидела, что Гаэтано представляет Детриджа и Лючиано своему старшему брату, Фабрицио. Трудно было, глядя в фиалковые глаза герцогини, думать о чем-либо другом. Глаза эти глядели сквозь прорези легкой, бирюзового цвета шелковой маски, первой, которую Джорджии случилось видеть в Талии и великолепно сочетавшейся с элегантным платьем герцогини.

Арианна произвела на Джорджию тот же эффект, что и ее мать. Рядом с нею девочка чувствовала себя неловкой и неуклюжей. Впрочем, держалась с нею герцогиня вполне дружелюбно.

— Я много слыхала о вас, Джорджио, — сказала она.

— Я тоже, — проговорил Фабрицио, подходя, чтобы пожать руку Джорджии. Он был гораздо больше, чем Гаэтано, похож на отца. Высокий, широкоплечий, с темными волосами и умным, решительным лицом, он выглядел вполне достойным звания герцога, которым он станет в свое время. — Я слыхал, что вы очень близки к моему брату Фалько.

— Да, — ответила Джорджия. — Он был… и остается… моим добрым другом.

— И всё же, как сказал мой отец, вы не смогли пролить хоть какой-то свет на причины его ужасного поступка?

— Могу лишь сказать то же самое, что услышал от меня герцог. Фалько был необычайно угнетен своим увечьем.

Гаэтано пришел на выручку Джорджии.

— Оставь парня в покое, Фабрицио, — вмешался он. — Сказать тебе он может только то, что ты и так уже знаешь. Фалько решил, что больше не в силах переносить свои страдания… страдания и беспомощность.

— Но он ведь два года жил с этим, — возразил Фабрицио голосом, в котором Джорджия почувствовала искреннюю боль. — Почему же теперь он сдался?

— Может быть, потому, что у отца были на его счет планы, с которыми Фалько не мог смириться, — тихо проговорил Гаэтано.

— Какие планы?

— Об этом ты должен спросить у отца.

Родольфо подошел, чтобы показать Фабрицио и Гаэтано свои находки, и Детридж взял Джорджию под руку. Ей теперь было ясно, что вся эта поездка была организована с единственной целью — дать Лючиано и Арианне возможность побыть вместе. Джорджия старалась не смотреть в их сторону, но остро ощущала доносившийся из-за ее спины звук их голосов, так что никак не могла сосредоточиться на попытках добродушного доктора Детриджа хоть как-то привлечь к себе ее внимание. В конечном счете Детридж умолк и пристально посмотрел на Джорджию.

— Так негоже, — проговорил он, покачав своей косматой седой головой. — Есть вещи, коим не след быть. Ты закончишь тем же, что и бедный Фалько, ежели не решишь, в котором же из миров ты обретаешься.

Джорджия вздрогнула. Знает ли Детридж о том, что совершил Фалько? Или он сравнивает ее с бледным, безжизненным мальчиком просто потому, что это то состояние, к которому ее приведут чувства, которые она испытывает к Лючиано? С Детриджем трудно сказать что-то наверняка. Он единственный, не считая Лючиано, кто совершал эти кошмарные постоянные переходы из одного в другой мир, так что вполне мог что-то заподозрить. Плохо, само по себе, уже то, что ему что-то известно.

— Я знаю, — тихо ответила Джорджия. — Знаю, что это безнадежно. Но ничего не могу с собой поделать.

Детридж похлопал ее по руке.

— Как прошла твоя поездка? — спросил Лючиано.

— Было очень интересно, — ответила Арианна. — Я повидала Волану, Беллону и Джилью. А теперь и Ремору. Очаровательный город!

— Сейчас нам незачем вести светскую беседу, Арианна. Нас никто не может услышать. Мне не хватало тебя. Меня выводит из себя то, что мы не можем побыть вместе без всего этого окружения.

— Ты же хорошо знаешь, что герцогиням редко удается побыть в одиночестве.

— И у герцогинь такое большое общество, что они перестают замечать отсутствие своих друзей? — с улыбкой, но настойчиво продолжал Лючиано.

Арианна улыбнулась ему в ответ.

— Нет, — сказала она, — мое общество не настолько уж велико. Но и ты ведь не был отшельником. Похоже, что ты и этот новый страваганте стали друзьями. Тебе, наверное, доставляет удовольствие побыть рядом с кем-то из твоего прежнего мира?

— Не всегда, — ответил Лючиано. — Она принесла с собой я болезненные для меня воспоминания.

Словно окаменев вдруг, Арианна недоверчиво переспросила:

— Она?

— Да. Разве Родольфо не сказал тебе? Она училась там в одной школе со мною, и я был