Шрифт:
Закладка:
Суздалев отбросил в сторону использованный штуцер. Это был подаренный старостой поморов Миколе. Теперь граф мог обеими руками держать второй штуцер, свой, отцовский, инкрустированный серебром, на который с завистью таращились у корабля поляки.
– А ну-ка, пшеки, к стенке отошли! – крикнул граф. В азарте первого выстрела он не заметил, как поручик Пац сделал пару шагов в сторону и, молниеносно подпрыгнув, повис на его руке. Завязалась борьба. Денгоф, рассчитывая на замешательство Билого, сделал выпад вперед в надежде зацепить казака своим ножом, похожим на бейбут. Микола краем глаза заметил движение поляка и едва успел отскочить в сторону, как длинное лезвие, сверкнув сталью, разрезало воздух перед ним. Не раздумывая и пользуясь тем, что Денгоф в данный момент некрепко стоял на ногах, Билый с зажатой в кулаке рукояткой своего ножа нанес увесистый удар в лоб противника. Тот вскрикнул и отлетел к ногам капитана Малиновского, с трудом поднялся сначала на четвереньки, затем, пошатываясь, встал на ноги. В голове шумело от удара, но присутствие рядом непосредственного командира заставило сделать над собой усилие.
– Do przodu![6] – скомандовал Малиновский, подталкивая Денгофа рукой. – Огинский, Пац, Замойский, zaatakować te rosyjskie szczury![7]
Малиновский намеренно перешел на польский, чтобы не дать возможности Суздалеву с Билым понять суть сказанного. Пац, несмотря на свой невысокий рост, имел крепкую фигуру. Его цепкие руки крепко держали приклад штуцера Суздалева. Граф отчаянно пытался освободиться от назойливого поляка, но тщетно. Борьба соперников превратилась в перетягивание друг от друга штуцера. Суздалев нисколько не хотел уступать, держа руками приклад. Оклемавшись от тяжелого удара, поручик Денгоф, подначиваемый капитаном Малиновским, вновь предпринял попытку поразить ненавистного казака. В это время прогремел второй выстрел. Громкий стон донесся до слуха противников. Сизый дым постепенно рассеялся, открывая неприглядную картину. На столе, сбитом на скорую руку из досок, где еще несколько минут назад поручик Пац нарезал строганину, лежал ротмистр Замойский. Слабый стон слетал с его уст. Он тяжело и редко дышал. Суздалев, бросая штуцер, подбежал к ротмистру и склонился над телом.
– Замойский! Да как же так?! Нелепая, роковая случайность! – взволнованно крикнул граф. – Очнитесь!
В борьбе с Пацом он случайно нажал на курок, что и решило судьбу добряка Замойского. Ротмистр не отвечал, из груди ручейком сочилась кровь. Глухой хрип и, поляк, испустив дух, замер навсегда. Пользуясь душевным состоянием Суздалева, стоявший рядом со столом молодой поручик Огинский выбросил правую руку с зажатой в ней рукоятью ножа, лезвие как масло вошло в спину графа. Тот выгнулся, закинув руку назад, стараясь схватиться за нож Огинского. Но все его попытки не увенчались успехом. Он пошатнулся, в глазах поплыли темные круги. Последнее, что видел Суздалев, – подбегающего к нему Билого.
– Ваня! – в сердцах крикнул Микола, подхватив односума, когда его тело бесчувственно опустилось на пол. – Открой глаза! Слышишь!
Тут Билый почувствовал сильный удар сзади по голове, в глазах потемнело, и сознание отключилось от реальности.
– Вот и все, панове, – довольно заключил поручик Пац, держа в руках штуцер Суздалева и намереваясь сделать второй удар прикладом.
– Достаточно! – распорядился капитан Малиновский. – Сами окоченеют. Холод сделает свое дело за нас. Так и на нас крови не будет.
– Как скажете, господин капитан, – насмешливо сказал Пац. Пальцы его любовно погладили орнамент графского штуцера. – Но я бы добил. Нельзя оставлять русских в тылу! Предлагаю запалить!
– Угомонитесь, поручик! На обратном пути, когда будем возвращаться с полковником Янковским, нам может понадобиться эта изба. В ней найдем четыре околевших трупа. Уцелевшие под любой присягой подтвердят, что русские напали на достойных шляхтичей и в схватке нашли свою смерть.
– А штуцера?
– Разбить и оставить здесь!
– Свой не отдам! – возмутился Пац, покрепче вцепившись в графское оружие.
– Plebejusze bez korzeni![8] – пренебрежительно простонал Малиновский. – Ну, разбейте один.
Он подошел к бесчувственному телу казака и ткнул его ногой.
– Ммм, – раздался слабый стон.
– Ну что, господин казак, чья взяла?! – усмехнулся капитан. – Не думал, что так всё получится? Но это же было очевидно!
– Дорогой ценой победа далась, – заметил нерешительно молодой Огинский. В нем еще бродил адреналин от прошедшей схватки.
Малиновский уничтожающим взглядом посмотрел на поручика:
– А вы что хотели? Война без жертв не бывает! Если сопли размазывать можете лучше, чем воевать, то сидите у подола какой-нибудь пани и не суйтесь туда, где звучат выстрелы и льется кровь.
– Нас ждут великие дела! – горячо поддержал командира Денгоф.
– И много крови, – подумав, добавил Пац.
Огинский стиснул зубы, но не ответил. Побоялся. Капитан, помимо того что был непосредственным командиром, был еще и шляхтичем побогаче обедневших Огинских. Приходилось смиряться и полностью подчиняться указаниям и приказам.
Пац хмыкнул и деловито залез в карманы лежащего без сознания графа.
– Огинский! – вновь приказным тоном крикнул Малиновский. – Соберите все вещи, что могут нам пригодиться. Надеюсь, что это вы сможете выполнить?!
– Так точно, господин капитан! – отрапортовал поручик. – А что делать с нашими… – Огинский запнулся, указывая на трупы Мосальского и Замойского.
– Они уже не наши, – отмахнулся капитан. – Их души принадлежат Всевышнему, а тела… тела бренны. Пусть эта хибара будет общим для них склепом. Оставьте, как они есть.
– Как скажете, – отозвался Огинский. Он не торопясь принялся собирать теплые вещи, консервы, мороженую рыбу – все то, что могло пригодиться в дальнейшем походе.
– Денгоф! Пац! – позвал Малиновский. – Соберите оружие, ножи, разбейте штуцер, погромите здесь, создайте видимость драки! И грузите на упряжку, а я заберу собак этих двух… – Капитан не договорил, указывая на тела Билого и Суздалева. – Уж больно хороши собаки, чтобы их просто так бросить здесь.
Пац с Денгофом козырнули, приставив два пальца ко лбу, и принялись исполнять приказ капитана. Малиновский вышел наружу. Арктическое солнце, отражаясь лучами на снеговом ковре, ударило по глазам. Капитан зажмурился, машинально запустив руку в карман шубы. Очки спасали от снежной слепоты. «Надо отдать должное профессору, хоть и русский».
Из хижины появился поручик Огинский. В руках он держал шубы и теплую одежду тех, кто остался лежать в избушке.
– Положите на сани, поручик! – распорядился капитан.
– На наши?! – спросил Огинский.
– Разумеется! Ввиду сложившейся ситуации у нас появились свободные сани.
– А как быть с санями этих добровольцев? – несмело спросил поручик.
