Шрифт:
Закладка:
Синод на заседании 22 марта единогласно высказался за восстановление патриаршества и за созыв в Москве всероссийского собора для выборов патриарха. Синод должен был стать совещательным органом при патриархе, каковым предполагалось избрать С.-Петербургского митрополита Антония (Вадковского).
Но протесты против этого плана раздались не только из окружения обер-прокурора, но и со стороны видных богословов, убежденных сторонников восстановления приходского самоуправления. «Требуется возродить церковь. Но это возрождение надо провести правильными путями, не повторяя самовластных способов действия 1721 г.», – писал М. А. Новоселов и, критикуя решение Синода, добавлял: «Поспешность поистине поразительная, вызывающая представление скорее о т. н. Виттовой пляске, чем о серьезном обсуждении святого и великого дела!»
Перед лицом разногласий в церковной среде государь 31 марта положил на докладе Синода следующую резолюцию: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия и обдуманности, каково созвание поместного собора. Предоставляю себе, когда наступит благоприятное для сего время, по древним примерам православных Императоров дать сему делу движение и созвать собор всероссийской церкви для канонического обсуждения предметов веры и церковного управления».
Это не задержало введения начала веротерпимости; оно было близко государю с ранних лет, только в этой области он долгое время не желал действовать против своего учителя, К. П. Победоносцева, влияние которого, впрочем, и ограничивалось гл. обр. сферой церковных вопросов. 17 апреля, на Пасху, был издан указ о веротерпимости, предоставлявший всякому совершеннолетнему русскому подданному право исповедовать любое христианское вероучение, отдававший старообрядцам и сектантам их молитвенные дома и отменявший все прошлые законы, противоречащие этим началам. На основании этого указа сразу же вернулись к униатству десятки тысяч крестьян в Западном крае, только формально числившихся православными.
Между тем 2-я Тихоокеанская эскадра свыше двух месяцев стояла в береговых водах Мадагаскара. В морских кругах сознавали, что она слабее японской; газетная кампания (в которой наиболее видное участие принимал капитан Н. Л. Кладо) побудила снарядить Третью эскадру, состоявшую из старого броненосца «Николай I», еще более старого бронированного крейсера «Владимир Мономах» и трех броненосцев береговой обороны, приспособленных для плавания в Балтийском море. Адм. Рожественский считал эти подкрепления сомнительными, особенно ввиду малой скорости их хода; но так как и в его эскадре было два-три не более быстрых судна, он не мог убедительно возражать против их отправки. 2 февраля 3-я эскадра вышла из Либавы под командой адм. Небогатова.
Дальнейшее движение русской эскадры на Дальний Восток представлялось огромным риском. Но ее отозвание в Балтийское море было бы всеми понято как отказ от борьбы. Ни государь, ни морской штаб, ни сам адм. З. П. Рожественский не взяли на себя инициативу этого шага. «Хотелось верить в чудо»: эскадра обратно отозвана не была и продолжала свой путь после долгой стоянки у Мадагаскара. В первых числах марта она «пропала без вести». 28 марта телеграф сообщил неожиданную весть: эскадра Рожественского в полном составе проходит Малаккский пролив.
Это произвело большое впечатление – и за границей, где в особенности англичане по достоинству оценили все трудности блестяще совершенного перехода, и даже в России, где общее внимание было занято в ту пору всевозможными проектами конституций и избирательных законов. На бирже сильно понизились курсы японских бумаг. «О, если бы Бог даровал ей победу! – писал А. С. Суворин в “Новом Времени”. – Как бы Русь воспрянула, как отлетел бы от нее весь дым и чад, все это удушье, бестолковщина и безначалье…» Левые круги встревожились: возможность русской победы нарушала все их представления и расчеты.
Но это улучшение было обманчивым, так как основывалось на несбыточной надежде победы 2-й эскадры. И количественно, и в особенности качественно она была много слабее японского флота: лишенная базы, она была стеснена в свободе движений; и к тому же сам ее командующий не верил в успех. Надо, впрочем, сказать, что не только в России, но и за границей многие считали русскую победу возможной. Бюлов писал об этом Вильгельму II; президент Рузвельт считал, что «русская эскадра материально сильнее», и только рассчитывал на дух и боевую подготовку японского флота.
Около месяца эскадра крейсировала у берегов Индокитая. Французское правительство, не желая ссоры с Англией, требовало ее ухода; но местные морские власти проявляли к русскому флоту искреннюю союзническую предупредительность. 26 апреля в бухте Ван-Фонг 3-я эскадра присоединилась ко 2-й. В этот день адм. Рожественский издал приказ по флоту: «Японцы беспредельно преданы Престолу и родине, не сносят бесчестья и умирают героями. Но и мы клялись перед престолом Всевышнего. Господь укрепил дух наш, помог одолеть тяготы похода, доселе беспримерного. Господь укрепит и десницу нашу, благословит исполнить завет Государев и кровью смыть горький стыд Родины».
Русский флот, направлявшийся в единственный свой порт, Владивосток (где еще стояло два крейсера и чинился третий), мог выбрать более долгий путь по Тихому океану или более короткий – между материком и Японией – через Корейский пролив. Адм. Рожественский выбрал второй путь. При обилии и быстроте японских разведочных судов все равно почти не было шансов пройти незамеченными.
14 мая русская эскадра вошла в Корейский (или Цусимский) пролив. Японцы в тумане чуть ее не пропустили; их разведчики наткнулись только на последние русские суда. Адмирал Того тотчас вышел наперерез русской эскадре. Он отдал приказ: «От этого боя зависит все будущее Японии». На этот раз японцы не стремились беречь свои суда: даже если бы они одержали верх дорогой ценой, никакая новая эскадра еще несколько лет не могла больше выйти из русских гаваней.
Как только завязался бой, сразу сказалось превосходство японского флота. Меньше чем через час затонул первый русский броненосец «Ослябя». Эскадры сходились и расходились; бой тянулся до темноты; но к ночи, после геройского сопротивления, погибли еще три (из четырех) новых броненосца[78]; два из них – со всем экипажем. Адм. Рожественский был тяжело ранен осколком снаряда и перевезен с «Князя Суворова» на миноносец.
Ночью от минных атак погибло еще несколько русских судов. На заре 15 мая от эскадры оставались лишь остатки. Отдельные корабли – «Светлана», «Адм. Ушаков» – гибли один за другим в неравных поединках. Миноносец «Бедовый», на котором находился раненый адм. Рожественский, сдался. Последняя группа судов – два эскадренных броненосца, два броненосца береговой обороны – была окружена превосходящими силами врага, и адм. Небогатов – по его словам, из желания «спасти две тысячи молодых жизней» – сдался японцам с четырьмя судами.
Владивостока достигли только небольшой крейсер «Алмаз» и два миноносца; быстроходный «Изумруд» разбился о камни к северу от Владивостока, а три других крейсера, под командой
