из-за того, что он — политик. Ну или будущий политик. А они усложняют всё, когда надо действовать быстро. Лезут со своими важным и ценным мнением, как надо поступать, а как не следует, что только увеличивает и без того ненужные жертвы.

Что он мне скажет? Что нет, вот это атаковать нельзя, а здесь слишком опасно? Что даже под контролем врага это собственность государства, и потому её уничтожать не следует?

Я почти уверен, что именно это он и скажет. Будет ставить условия, вмешиваться в планы, пытаться запрещать и так далее.

И тут даже не в его высокомерии речь. Просто он будущий наследник и обязан контролировать всё. Обязан знать, что и как будет происходить. Это его будущее государство, за которое он будет в ответе. Да и что скажут другие, если перед его носом кто-то будет делать так, как посчитает нужным, не советуясь с ним? Как его будут воспринимать? Для него это было ещё и делом репутации.

Такое равносильно тому, что ко мне в дом придёт незваный гость и будет говорить, что снести, а что оставить ради безопасности. Я не буду иметь права молчать, это мой дом, моя территория, и даже если он прав, то должен будет согласовать со мной. Иначе другие подумают, что мной помыкает хрен знает кто, а я даже слова не вставлю. Да и мало ли что он там снесёт мне.

Здесь точно так же. Вальцелав не может позволить, чтобы кто-то вдруг начал командовать, принимать такие серьёзные решения, на что нападать, что уничтожать. Я это понимаю. Но согласовывать с ним, что нам делать, я не собираюсь. И без того плохая ситуация станет ещё хуже.

Что касается его приглашения сойти на корабль, то придётся вновь выбираться из активной брони, однако посмотреть на чужое военное судно я был отнюдь не против. Было интересно, как у них здесь всё устроено.

И едва мы покинули свой корабль, как я почувствовал заметную разницу между нашими и их кораблями.

Здесь кипела жизнь. Даже в полупустом ангаре она чувствовалась. Яркое освещение, светлые тона помещения или же звук работающего корабля, я не знаю, но чувствовалось, что он живёт.

И да, корабль отличался от имперских. Все углы были слегка сглажены, и даже в коридоре стены переходили в потолок под полукруглым углом. Источниками света здесь были не лампы… вернее, лампы, но они располагались в стенах, в стыках двумя полосками по обе стороны, почти под самым потолком, ярко освещая пространство.

Как это называется… минимализм? Чтобы нигде ничего не торчало и не выпирало. Наверное. Но выглядел он не так сурово и пугающе, как в имперском линкоре. Будто не военный корабль, а какой-то прогулочный, пассажирский.

Было очень непривычно идти по этим коридорам, понимая, что это боевое судно. Даже таблички с указателями, и те были встроены в стену и светились мягким зелёным светом, подсказывая направление.

Лететь до острова Отрядов смертников было, как нам сообщили, около суток, поэтому нам сразу выделили каюту, одну на троих.

— Они будто на курорт собирались… — пробормотал Грог, садясь на кровать. — Аж слепит.

— Отдохнувший экипаж — хороший экипаж, — пожал плечами Зигфрид, разглядывая раковину. — Но здесь нет этой атмосферы…

— Войны, — подсказал я.

— Да, войны.

Я знал, о чём он говорит. Здесь было слишком спокойно. Это спокойствие передавало абсолютно всё, от самого помещения до той незримой атмосферы, которая витала в воздухе.

За время полёта нас несколько раз пытались вызвать на совет, и каждый раз я отказывался. Кончилось тем, что пришёл сам Вальцелав, чтобы поговорить. Сам наследник пришёл ко мне, это был момент, чтобы почувствовать себя значимым, но у меня это вызывало лишь раздражение.

— Тебе придётся обсудить со мной свои планы, — произнёс он, когда я вышел к нему в коридор.

— Или что? — спросил я.

— Или я не буду тебе помогать.

— Да? — я едва не усмехнулся. — Как дела в столице, что говорят?

— Там всё нормально, — отвёл он взгляд.

— Настолько, что они уже пробиваются ко дворцу? — предположил я и понял, что попал в точку. — Вы не понимаете, достопочтенный наследник. Это не я завишу от вас. Это вы целиком и полностью зависите от меня. Не будет меня, не будет моей помощи, не будет и никакого государства Тринианского.

— Не угрожай мне, Грант, — впился он в меня глазами.

— Вам сейчас угрожаю не я, а Ристингаузер с собственной армией, — ответил я. — Я лишь пытаюсь спасти государство, потому что моя семья целиком и полностью зависит от него. Если надо, я скажу, что это был полностью ваш план…

— Мне надо знать, что вы будете делать. Я не могу, например, позволить, чтобы вы начали уничтожать ПВО.

— Почему?

— Потому что это щит столицы. Есть другие варианты…

— Нет других вариантов, — поднял я голос, заставив его отступить. Его охрана, которая ошивалась рядом, сделала в нашу сторону шаг, но была остановлена поднятой рукой наследника. — У тебя нет других вариантов. И уже не будет. Всё, столица пала, и это вопрос времени, когда они доберутся до твоего отца, твоей сестры и твоей матери. Ты это понимаешь? Понимаешь, что будет? Нет, ты ничего не понимаешь, потому что ты всего лишь наследник, который ещё не знает, когда приходится жертвовать рукой, чтобы спасти тело. Там, да, там, в столице, сейчас дохнут люди ради тебя и твоей семьи. Люди, у которых есть тоже семья. И пока вы тут с умным видом будете думать, что же там делать, куда можно бить, а куда — нет, они все сдохнут. Но если этого тебе мало, сдохнет и твоя семья.

Я смолк. Он не подал голоса. Мы просто молчали и смотрели друг на друга. Он боролся с желанием показать характер из-за того, что я посмел на него поднять голос, и пониманием, что я прав. И явно не мог определиться, в какую сторону податься.