class="p1">Что думал Алессей, не знаю, а я, ступая по ступеням, коврам и паркету коридоров, размышляла о том, что он, скорее всего, прав – это я была в своём родном мире и знала придворный этикет (спасибо бабушке). Он – не знал. А королева не знала, что я знаю. И, вероятно, благодарность за спасение дочери была для неё больше желания соблюсти протокол.

Когда мы вышли, на улице уже занимался рассвет – часть неба посветлела и окрасилась розовым, просыпались птицы, несмело посвистывая в саду.

Я обернулась на ходу.

За спиной оставался королевский дворец – темная громада на фоне темного же неба.

Неожиданное движение привлекло моё внимание — из темноты выступила фигура.

— Лё-ля! – услышала я негромкое, но парализовавшее меня, превратившее в каменную глыбу, неподвижную и холодную, с куском застывшего льда вместо сердца.

ГЛАВА 18. Игорь

Он снова стоял передо мной — руки приподняты в жесте щедрости, чуть кривоватая, такая родная ухмылка, вздёрнутая бровь. Фигура слегка подсвечена магически – я и забыла, как он любил такие эффекты, и никогда не жалел на них магии.

Игорь. Игорнай Роом-Шанд, гений смычка и мой любимый мужчина. Когда-то любимый.

А сейчас?..

Сколько ночей, сколько бессонных ночей я рыдала в подушку, вспоминая его ласку и его жестокость, его губы, что умеют так сладко целовать, его руки так виртуозно играющие на скрипке и на моём теле, и так легко делавшие мне больно!

Сердце зашлось в бешеном беге, губы высохли и в горле комок острых колючек.

— Лёля, — он почти шептал, и звуки его голоса, этого проникновенного тона пробирались мелкими острыми колючками под кожу, сливаясь с тихим шелестом сада.

Дрянство!

— Лёля, ты так долго пропадала, — в тоне укор и нежность, — я соскучился.

Соскучился? Он?

Хотелось улыбнуться, но даже оскала не получилось — напряжение было во всем теле такое, будто я держала на плечах небо; закаменело всё, даже то, что каменеть не может – сердце, казалось, перестало биться.

Это страх. Леденящий душу ужас. Потому что в голове билась одна-единственная мысль — а что, если тело предаст, поддастся на его уговоры?

— Всёля! Забери меня отсюда! — мысленно запричитала я, боясь не сладить со своей страстью, со своими чувствами.

Но Всёля, моя лучшая подруга, мой самый умный товарищ и наставник, молчала. Сучок ты недоделанный, Игорь! Как ты этого добился?

— Иди ко мне, Лёля, — опять этот внятный шёпот, от которого у меня встали дыбом все до последнего волоска на теле. — Иди!

И этот небрежный и такой артистичный жест кистями, будто просит оваций или того... того самого, что так увлекало меня когда-то.

Дрянство!

Я сглотнула, и сухое горло отозвалось болью. Жаль, мало. Слишком мала эта незначительная боль, чтобы отрешиться от нахлынувших воспоминаний. А их был целый шквал: его голос, его руки, мои задыхающиеся всхлипы и крики — ему всегда нравилось, что я не сдерживаю чувств.

— Всёля! Помощь!

Но вместо помощи — снова мысли и воспоминания: улыбка, хлыст в руке, удар, боль, крик. Не хочу! Не хочу больше! Нет.

— Ты пришла ко мне сама. Я не просил, ты вспомни. Ещё вспомни, как нам было хорошо вместе.

Да, он не просил убегать из дому, брить висок или оставаться верной ему, несмотря ни на что. Но ни разу, ни единого разу, не отказался. И ни разу не сказал слова ласки или любви. Как я ни спрашивала, как ни просила.

— Мы не можем быть вместе, — хрипло каркнула я.

— Да, у меня обязательства, — чуть поджал губы, будто в сожалении. И снова эта улыбка, чуть кривая, но такая родная и восхитительная.

Я чуть дернула уголком губ, гася ответную улыбку. Только в тот раз это была не радость — мне хотелось не обнять и поцеловать единственного в мире любимого мужчину, нет. Он манипулировал мною, моими чувствами. Моей любовью. И мне хотелось влепить ему с ноги по этой улыбке.

Но кто я против него?..

Дыхание выровнялось, но, чтобы говорить дальше, губы пришлось облизнуть, и Игорь отреагировал на это движение — темная бровь взлетела, а улыбка стала чуть шире.

— Как поживает твоя жена? — спросила и откашлялась.

Вот теперь всё так, как и должно быть — улыбка не улыбка, а хищный оскал.

— Нормально, — прошептал он и успокоился, спрятал зубы.

— У тебя сын или дочь? — продолжила я, уже легко сглатывая комок в горле, комок сожалений, неоправдавшихся ожиданий и боли.

— Сын, — он опять кривовато улыбался, гордо вздёрнул подбородок. Руки сложил на груди.

— Как потенциал? Больше, чем у тебя?

Он пошевелил губами так, будто собирался плюнуть.

— Нормальный потенциал, — процедил сквозь зубы и от улыбки почти ничего не осталось. Опять разозлился? Неужели думал, что после всего я буду преданно его ждать?

Я усмехнулась. Спасибо тебе, Всёля. Всё же ты действительно заботишься о детях своих. Не то чтобы я хотел мести, но... Вселенская справедливость как-то... радует, что ли?

— Это хорошо, — я не скрыла своей радости, хоть и постаралась, чтобы она не раздражала Игоря. — Зачем пришёл?

Действительно, зачем? Жена есть, сын тоже. С потенциалом каким никаким. Если верить, конечно.

И опять кисти в приветственном жесте перед собой, и опять проникновенный шёпот, и опять кривоватая улыбка.

— Лё-ля, — раздельно, тихо, проникновенно. Так, как он знал, заставляло мои ноги слабеть. — Я же сказал: соскучился.

— А я?

Мне не нравилось, что Игорь приближался. Медленно, почти не переступая, больше будто топчась на месте, но всё же двигался ко мне. А за спиной я не чувствовала того, к чему за последнее время привыкла – Алессея.

Обидно. Мне трудно сейчас, а ни его, ни Всёли рядом нет. Обидно, но тоже справедливо – это же мои проблемы, и решать их надо мне. Всёля давно мне говорила, что пора бы разобраться, а всё тянула. Дотянула...

— Ты тоже, — ответил Игорь, криво ухмыляясь. А ещё – взгляд, тот самый, что всегда безошибочно действовал на меня, взгляд исподлобья. Это тайное оружие Игоря, и узнал он об этом случайно.

На том самом балу, когда я последний раз виделась с родителями и призналась, что никогда не вернусь к ним. Он тогда утащил меня к женским уборным, и зажал в какой-то полутёмной нише, закрыл