Шрифт:
Закладка:
Леонид Гозман - СТРАНА, КОТОРОЙ НЕТ «Я... | Facebook
August 18, 2024 23:40
Аркадий Дубнов - «…И естественно, военные и Путин сами умрут, но... | Facebook
«…И естественно, военные и Путин сами умрут, но снесут оттуда украинских военных. Вот тогда встанет вопрос — зачем туда зашли?» Не пугайтесь. Это Лукашенко вангует, дает интервью корреспонденту «Россия -1», депутату Думы Евгению Попову. Обсуждали вторжение ВСУ в Курскую область. «Подобная эскалация со стороны Украины — это попытка толкнуть Россию на асимметричные действия. Ну, допустим, к применению ядерного оружия. Знаю точно, что на Украине были бы очень рады, если бы Россия применила, или мы — там — тактическое ядерное оружие», говорит главный российский союзник. Ход «радостной» украинской мысли властителю Беларуси вполне доступен: «такой удар лишил бы Россию союзников и сочувствующих государств». Других последствий применения ядерного оружия Лукашенко не видит. Потому что стратег. Сказал бы больше - визионер...
Аркадий Дубнов - «…И естественно, военные и Путин сами умрут, но... | Facebook
August 18, 2024 23:36
Denis Dragunsky - ДЯДЯ ВАНЯ И ПРОФЕССОР СЕРЕБРЯКОВ (по следам... | Facebook
ДЯДЯ ВАНЯ И ПРОФЕССОР СЕРЕБРЯКОВ (по следам дискуссии на странице Дмитрий Травин) Если без предисловий – кто прав? Дядя Ваня, который «очистил имение от долгов» путем напряженной и мелочной работы, копеечной торговли – или профессор Серебряков, который предлагает это «родовое гнездо» продать? Конечно, на первый взгляд – это дикое предложение. Разрушить устроенную жизнь семьи, разрушить жизнь самого Войницкого (дяди Вани) и Сони, которые сидели тут четверть века и высылали профессору деньги. Но всякое радикальное предложение поначалу кажется диким. Смотрите. Имение дает 2 процента годового дохода от своей стоимости в 95.000 рублей. То есть, грубо говоря, 2.000 в год. Из них дяде Ване выдают в виде жалования 500 руб. в год. С одной стороны, мало, ежели в абсолютных цифрах. Но, имея в виду реальный доход – вполне по-божески, и даже более того: 25%. Что предлагает Серебряков? Продать имение и вложить деньги в ценные бумаги, которые дают дохода до 5%. То есть 5.000 в год. Это, кстати, рубежная цифра, которая давала возможность содержать семью, нанимать большую квартиру, иметь прислугу (см. «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого). А на остаток Серебряков предлагает купить дачу в Финляндии. Разумеется, страшный скандал. Серебряков представляется едва ли не разорителем «гнезда» (каковым в последней пьесе Чехова воспринимается Лопахин, что абсолютно несправедливо; в данном аспекте Лопахин – это Серебряков, реализовавший свои планы). Серебряков говорит, что конкретную ситуацию с Соней, Ваней и мамой надо обсудить после принципиального решения. Но его не слушают. Зато вспоминается история приобретения этого имения. Трогательные подробности. Разумеется, вдруг оказывается, что Серебряков – бездарность. Войницкий кричит ему: «Я все вижу! Пишешь ты об искусстве, но ничего не понимаешь в искусстве! Все твои работы, которые я любил, не стоят гроша медного! Ты морочил нас!» Конечно, этот выкрик понятен эмоционально. Но… Но это более всего похоже на традиционный упрек так называемого «трудяги» так называемому «ученому»: нечто типа «п****ть – не мешки ворочать!» Почему я должен думать, что искусствовед Серебряков – пустышка и дармоед, а управляющий имением Войницкий – истинный труженик? Непонятно. Чем занимается Войницкий? Судорожными и жалкими попытками, пардон, реставрации постфеодального мелкопоместного землевладения. «Мы будем работать!» Как работать, над чем работать? «Второго февраля масла постного двадцать фунтов... Шестнадцатого февраля опять масла постного двадцать фунтов... Гречневой крупы...» Вот такие масштабы. Но интереснее всего – другое. Пьеса написана в 1896 году. Имению осталось жить каких-то десять лет. А его обитателям – двадцать два в лучшем случае. Имение сожгут крестьяне окрестных деревень в 1905-1906 году – и напрасно Соня и постаревший дядя Ваня будут объяснять, что они не пороли крестьян и не насиловали крепостных девушек. «Не в этой усадьбе, так в соседней!» – объяснит им история словами Александра Блока. Ну а в 1918 году сами понимаете, какая их ждет судьба. Меж тем, сбросить этот токсичный (точнее, имеющий стать токсичным) актив – это спастись от всех грядущих неприятностей. Кстати, русские ценные бумаги на рубеже веков и особенно перед революцией – очень хорошо росли и котировались на зарубежных рынках акций. То есть семья могла заработать не 5.000 в год, а значительно больше. И наконец, самое главное: Серебряков пророчески предлагает купить дачу не где-нибудь, а в Финляндии. Он к тому времени уже, скорее всего умер бы, и старушка-мать тоже, но – Елена Андреевна, Соня и сам дядя Ваня, окажись они там – были бы спасены. Возможно даже представить себе, что доктор Астров летом 1917 года заехал бы к ним в Териоки или Куоккалу… Так что, выходит, Серебряков в исторической перспективе был не так уж неправ, груб и бесчувствен. Хотя, конечно, эмоции наши на стороне дяди Вани. Для которого родовое гнездо со всей его историей – самоценно. Но вспоминается отрывок из знаменитого очерка Евг. Богата «Коллекция». Одна старушка-блокадница говорит про старинную фарфоровую тарелку: «Эту тарелку мне в юности подарил один человек… Я не могу с ней расстаться. Даже в блокаду, когда умирала моя дочь, я все равно ее не продала…». Память о прошлом нежна и драгоценна. Но пусть она не убивает будущее.
Denis Dragunsky - ДЯДЯ ВАНЯ И ПРОФЕССОР СЕРЕБРЯКОВ (по следам... | Facebook
