Шрифт:
Закладка:
— А пока живешь в палатке, что-нибудь смастеришь, — тут же включился Сергей Иванович, проходя мимо по каким-то своим делам.
— А что? — спросил Алеша.
— Не знаю. Но ты же должен понимать, что не будешь сидеть в палатке все время. Нужно чем-то себя занять.
— Хорошо, ты прав. Я подумаю.
— Подумает он! — пробурчал дед в ответ, но Алеша этого уже не слышал.
Елена Федоровна возилась с грядками, когда к ней подбежал Алеша:
— Может, я буду делать плот, как у Марка Твена? — спросил Алеша у бабушки.
Елена Федоровна не сразу поняла, о чем идет речь:
— Какой еще плот?
— Да как в книге про Гекльберри Финна.
— Ну я не знаю, мой хороший… А зачем он тебе нужен? Что с ним делать-то?
— Как что, бабушка? Плавать, конечно.
Елена Федоровна покачала головой. Алеша знал, что в данном случае это не означает ничего хорошего, но Елена Федоровна никогда не резала по живому в отказах, предпочитая мягкую силу убеждения.
— Дорогой, надо подумать хорошенько. Может, все же ты будешь строить что-нибудь другое? Ты уже говорил с дедушкой?
— Но почему нет?
— Сам подумай, плот — довольно большая штуковина. Нужно будет искать бревна. А где их взять? У нас их нет. Потом все это тащить к воде, затем где-то хранить. Нет, я не представляю всего этого. А главное, самостоятельно ты не сможешь его построить — значит, надо будет нагружать дедушку. Ему придется все бросить и делать тебе плот? Он и так устает. Давай его пожалеем.
Алеша искренне соглашался с доводами Елены Федоровны, но и плот — его так сильно захотелось построить, что отказаться от этой, пусть и внезапно возникшей идеи было непросто. Елена Федоровна это прекрасно понимала, но в отношении предложений «помастерить» ничем не могла помочь внуку.
— Дорогой, поговори с дедушкой. Я думаю, что он подскажет что-нибудь интересное.
Не то чтобы Алеша не хотел идти к деду. Вовсе нет. Но он обращался к нему, когда предмет разговора полностью вызревал с его стороны, когда за этим заключалось что-то выношенное и более-менее завершенное. Елене Федоровне можно было спонтанно задать вопрос, повинуясь импульсу, а к Сергею Ивановичу так было нельзя подходить. Причем это «нельзя» Алеша установил для себя сам, никто, разумеется, к этому его не подводил.
Сергей Иванович ставил хомут на трубу для полива, которая снова дала течь, а перед этим прочищал засор. Больше всего он не любил работу сантехника, но, как назло, на даче ему приходилось регулярно упражняться именно в этом деле. Сейчас Сергей Иванович вспомнил данное себе обещание поменять этой весной трубы и то, что он его не сдержал, — и вот теперь расплачивался за свой «авось».
— Дед, — позвал Алеша согнувшегося в три погибели Сергея Ивановича у поливной трубы. — Хочу с тобой поговорить.
— Отличное время нашел для этого, самое подходящее, — шутил Сергей Иванович.
— Я могу потом.
— Ничего, говори.
— Ну… Я хочу что-нибудь смастерить, как ты говорил, но вот только не знаю что. Вообще, я хотел плот, но бабушка…
— Бабушка сказала, что это плохая идея?
— Да. А я не знаю, что тогда вместо него.
— Понятно.
Поглощенный работой Сергей Иванович молчал. Алеша терпеливо наблюдал, как он затягивает последнюю гайку. Он видел, как вздулась вена на его шее, как он вспотел, слышал, как кряхтит. Алеша подумал, что, безусловно, бабушка права — не стоит его перегружать, — но при этом совсем сдаваться все же не собирался.
Когда Сергей Иванович начал складывать инструменты, Алеша повторил вопрос:
— Что скажешь?
Сергей Иванович встал с корточек и внимательно посмотрел на внука:
— Не передумаешь?
— Нет. Я буду жить в палатке, готовить на костре и что-нибудь строить, — повторил, как выученную мантру, Алеша. — Только давай сразу договоримся не предлагать мне делать новый скворечник или чинить ту табуретку, которая сломалась под Герой в прошлом году. И я не хочу…
— Что-то больно много условий, — усмехнулся Сергей Иванович.
Алеша поджал нижнюю губу, словно соглашаясь с этим и одновременно давая понять, что ничего не может поделать.
— Ладно, пойдем, — сказал Сергей Иванович, приглашая Алешу за собой.
Они поднялись на второй этаж «Хема», в библиотеку.
— Двигай стул к письменному столу и садись, — по-деловому, словно обращаясь к взрослому, сказал Сергей Иванович.
Старший Глебов занял свое кресло по другую сторону письменного стола. Его лицо сделалось серьезным, как если бы предполагался какой-то важный разговор. Он барабанил пальцами по столешнице.
— Ты знаешь, что скоро будет праздник Дня летнего солнцестояния. У меня уже почти все готово к нему, остались лишь небольшие, но очень важные доработки.
Алеша с удивлением смотрел на деда. «Почти все готово», — но он ничего не слышал про это, и другие, скорее всего, тоже, иначе он все равно что-то, да знал бы… Если… если, конечно, это не держится в секрете. Что за тайна такая?
Сергей Иванович понял недоумение внука.
— Особенности праздника в этом году таковы, что все узнают обо всем только двадцать первого июня. В этот раз такая игра, понимаешь?
— Да, — выпалил Алеша, который хотя и ничего не понимал, но почувствовал запах приключений.
— Я хочу, чтобы ты кое-что подготовил к празднику, но так, чтобы никто ничего не узнал. Сможешь?
— Конечно.
— Замечательно!
Сергей Иванович нагнулся. К внешней стороне стола была прислонена деревянная дощечка. Он взял ее в руки и положил на стол перед Алешей. Доска была уже обработана — белая, гладкая с двух сторон.
— Вот, смотри, — показывая пальцем на доску, объяснял Сергей Иванович. — Она будет приделана к одному предмету, который на празднике окажется самым главным. Твоя задача — выбрать рисунок, который будет перенесен на эту доску, а потом нанести его при помощи выжигателя.
— А что за рисунок?
— Подожди, дослушай. Рисунок должен отражать, как тебе объяснить… Ну то, ради чего стоит жить на этом свете. То, ради чего живет наша семья, ради чего думаешь жить ты сейчас и когда вырастешь. Кстати, это не обязательно должен быть рисунок. Это может быть какой-то знак, символ или просто фраза. Может даже, всего лишь одно слово. Вся библиотека в твоем распоряжении.
Алеша хлопал глазами. От сложности задачи у него захватило дух. Он подумал, что, пожалуй, это будет поинтереснее плота.
— Я тебе помогу, разумеется, — засмеялся Сергей Иванович. — Давай договоримся так. Завтра и послезавтра ты думаешь, что
