Шрифт:
Закладка:
Костюмы вывалили в школе, к уличной двери спортзала, которой, имелся подъезд. Там уже лениво крутились музыканты.
— Устало выглядите! — крикнул я. — Скоро праздник!
— Скоро праздник, да не скоро дембель, — буркнул бас-гитарист Григорий.
Меня словно ударило.
— А ну-ка, ну-ка…
Я потянулся к акустической гитаре, что держал Попов. Тот сунул мне в руку гриф инструмента. Тронул струны, зазвучал аккордами мотив.
— Скоро дембель девчата девчоночки.
На попутке приеду домой.
Эх я вас зацелую в стоpоночке, и не знаю в кого я такой.
Как я буду вас кверху подбрасывать, громко-громко о жизни кричать,
о медаль медалью позвякивать и о прошлом мне наплевать…
Да я останусь живой, да я сумею пройти[36]…
— Жизнеутверждающая песенка, — проговорил бас-гитарист настороженно. — Этот ты прямо сейчас, что ли, сочинил?
— Да, нет, — покрутил я головой.
— Фух! А я уж подумал…
— Это про какую войну? — спросил Попов. — Магнитофон тут кассетный причём?
— Переделаю, — махнул я рукой. — Будет не магнитофон, а «из радиоточки приветливо»
— Как у тебя всё легко получается. Хочешь — про войну, хочешь — про любовь, хочешь — про зиму метель…
— Витя, завидуй молча, — очень тихо сказал я. — Этот вечер сделаю, и ты меня не увидишь. Не беспокойся. Я тебе не соперник. А ты мне не конкурент. Тебе ещё год учиться, а Андрюха с Григорием уйдут. Наберёшь себе других. Песен у тебя дофига. Играй, сколько душа пожелает. Я не жадный. Но запомни, в союз композиторов песни уже ушли за моим авторством. В текстовом формате, конечно. Так, что и не думай присвоить.
— Да я! — дёрнулся Попов и покраснел. — Я и не думал.
— Думал не думал, а твой ушлый братец, получив от руководства райкома команду «помогать и содействовать», наверняка сделал стойку и с тобой говорил вчера. Правда? Бобина то у третьего секретаря в сейфе лежит. Вот он и попросил тебя снова переписать. Да? Бьюсь об заклад, что под сценой «мафон» твой стоит и ты надеешься, что я свой оставлю.
— Что вы там шепчитесь? — спросила Лера. — Это не прилично в культурном обществе.
— Где ты тут культурное общество видишь? — гоготнул Андрюха-барабанщик.
— Болван! — ругнулась Лера. — Мерин!
— Ты уверена⁈ — снова гоготнул Андрюха. — Могу доказать, что нет.
— Дурак! — покраснела девушка.
Я осуждающе посмотрел на Андрея — с ним мы в субботу договорились о нашем дальнейшем сотрудничестве, и он вёл себя расслаблено — и он пожав плечами, виновато улыбнулся. Я просил его помочь мне сделать нормальным вечер и не конфликтовать в коллективе. Хотя, был вынужден рассказать ему о том, что было в райкоме, так как Андрей начал наш субботний разговор с наезда на Попова и с того, что уйдёт из коллектива, в знак протеста.
Глава 32
— Будем проверять моё предположение? Посмотрим под сцену?
— Не надо, не будем, — хмуро пробубнил руководитель школьного ансамбля.
— Хорошо! Я, почему интересуюсь? Мне сказали, чтобы ни одна моя песня за пределы школы не вышла. Пока… Отрепетируем, согласуем в инстанциях, сыграем, запишем хороший звук, сделаем хорошие копии и такая копия будет у каждого из нас. Понял? И тогда давайте переписывать кому угодно. Не мои наигрыши будут ходить по рукам, а наша музыка. Чувствуешь разницу?
— Охренеть! Значит, ты на меня не злишься?
— На тебя — нет. И даже на брата твоего не злюсь, хотя он и мудак. Но у него работа такая. Они там все мудаки. Такая у них мудачья работа за народом бдить. Мудачья, но полезная для общества и государства. Так и передай своему братцу, что он полезный для общества мудак. Теперь я уйду, заправляй здесь сам. И помни… Первый секретарь сказал, что если хоть одна песня просочиться наружу, заниматься этим вопросом будут даже не граждане товарищи в серой форме, а люди в чёрном.
— Кто это? — удивился Попов.
— Совсем дурак? Сам не знаешь, брата спроси. Он точно знает. Всё, пошёл я. «Мафон» мой не «задрачивайте». Хотя… Хорошо, что ты свой принёс. Я свой унесу. Нужен мне он дома. Пока!
— Пока! — задумчиво произнёс Виктор Попов.
* * *
Эта школьная неделя для меня, почему-то была самая лёгкая и приятная. Наверное, на всех действовало наступление Нового Года. Даже оставшиеся самостоятельные и контрольные работы нас не сильно раздражали и пугали. В принципе, все мы знали свои отметки и понимали, что выходит в четверти. Кому-то учителя давали возможность получить отметку лучше и спрашивали на уроках не двоечников, с трудом натянувших результат на «три», чтобы ещё сильнее не усугубить их положение, а тех, кого надо.
На уроках я рисовал схемы, вспоминая или, вернее, вытягивая из своих закромов и свои удачные решения и чужие. Не сдавалась моя старческая память без умственного напряжения. Словно специально тренировала мой новый мозг. Очень сильно приходилось подумать и напрягать ум, чтобы из глубин разума всплыло, что-то путное.
Оказалось, что и схема усилителя, который я собираю и спаял уже шестнадцать штук, не такая уж и оптимальная. Но зато она оказалась наименее деталеёмкой. Та «оптимальная» по качеству звука и мощности схема, что я достал из глубин своей памяти, «просила» аж сто транзисторов, сорок диодов, двадцать восемь конденсаторов переменной ёмкости, ну и обычных кучу. Зато это был бы «ОН» — тот единственный и неповторимый, что на века. Однако мне пока хватало и этого звука, что удивлял всех, кто их слушал. Их, потому, что я до сих пор слушал музыку через два усилителя, даже не вложенных в корпус.
Андрей, при первом своём посещении меня, принёс послушать три бобины, на которых на девятнадцатой скорости были хорошо записаны шесть концертов. На первой — группы Pink Floyd: «Meddle» и «The Dark Side of the Moon», на второй — группы Led Zeppelin: «Led Zeppelin IV» и «Houses Of The Holy»,
