Шрифт:
Закладка:
– Мне нужно вернуться домой и рассказать все девочкам.
Я сообщила, как мы с Юань Юань выяснили, что умирающие пихты передают свой углерод соснам, и я догадалась, что мертвое Материнское дерево, которое я видела, сделало то же самое, поэтому его двухлетние потомки пережили засуху. Это был намек, что мне нужно передать дочерям свою любовь, отдать им все, что могу на случай, если я тоже умираю. Я должна поспешить и сделать это сейчас, чтобы наверстать то время, когда меня не было рядом с ними.
– Притормози, не вижу тут никакой логики, – отрезала Мэри, после того как я выпалила, что эти данные требуют моего возвращения домой и подготовки девочек к тому, что может произойти. – Ты еще не получила известий от врача.
Она предложила прилететь в Нельсон, чтобы быть со мной во время этого разговора. Детям нравилось ее грубоватое чувство юмора, скромность, умение чинить вещи. Однажды Мэри принесла инструменты и за час подкрутила винты на всех наших шатающихся стульях. Она могла прямо рассказать моим дочерям о происходящем. Но я хотела оказаться с детьми наедине, чтобы вместе с ними принять эту ситуацию без оглядки на кого-либо.
Я ответила Мэри, что она только вернулась домой, и ей стоит отдохнуть. Робин предложила заглянуть после урока, чтобы мы отпраздновали то, что моя опухоль доброкачественная. Она была настроена оптимистично. «Возвращайся домой, – сказала она. – Быть рядом с девочками, поддерживать порядок, демонстрировать им свое спокойствие».
Я предупредила руководителя кафедры, что вернусь на следующей неделе.
После биопсии прошло почти две недели. Если мне не позвонят и завтра, свяжусь с ними сама. Я попросила маму зайти, чтобы она была рядом во время звонка; также из Некаспа приедет моя двоюродная тетя Барбара.
Преодолевая горные перевалы, я ощущала сострадание к умирающему лесу, гармонию с ним, связь с красотой его четкой системы, передающей мудрость следующему поколению, как это было у нас с бабушкой Уинни. Однако зараженные деревья вырубались начисто, мертвые деревья пускались в продажу.
Я задавалась вопросом, не уничтожили ли мы, стремясь к деньгам, возможность умирающих деревьев общаться с молодыми растениями.
Я прихватила пиццу; меня ждали не только Ханна и Нава, но и Дон. Обняла дочерей и поцеловала их в лоб. Ханна показала свой новый набор по биологии и сообщила, что ей нравится учительница, и они уже говорили об экологии леса. Нава сделала арабеск, взяла меня за руку и наклонилась в панше[58], после чего объяснила, что они ставят танец под «White Winter Hymnal»[59] для весеннего шоу и будут там в синих платьях и с цветами в волосах. Прислонившись к кухонной стойке, мы ели пиццу, Дон рассказывал о свежем снеге на горных вершинах, о том, как быстро в этом году наступит зима, как здорово будет встать на лыжи. Девочки побежали к своим новым двуспальным кроватям слушать айпод, а я корила себя за то, что не усадила их сразу же, чтобы все рассказать.
– Я знаю, ты обеспокоена, Сьюз, – произнес Дон, когда они рванули по лестнице, – но ты всегда была здорова. Я уверен, ничего страшного.
Он стоял с легкой улыбкой, засунув руки в карманы. Всегда знал, как меня подбодрить.
– Спасибо, Дон, – сказала я, отводя взгляд.
Когда он обулся, я поморщилась в попытке остановить слезы, и он обнял меня.
– Слушай, я знаю тебя. Ты сильная, как бык, и ты пройдешь через это, несмотря ни на что. Позвони мне, когда узнаешь.
Мы немного постояли, чувствуя себя неловко из-за нового порядка вещей, затем он взял пальто и вышел через заднюю дверь; задние фонари его автомобиля скрылись в переулке. Я поднялась по лестнице с остатками пиццы. Мы с девочками устроились на балконе Навы, наблюдая за закатом над горой Элефант, на которой в розовом свете сиял снег.
Замерзнув, мы перебрались на кровать Навы, и я рассказала им, что сдала несколько анализов и завтра получу результаты. Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами, но я добавила:
– Каким бы ни был результат, я хочу, чтобы вы знали: у меня все будет хорошо, и у всех нас все будет хорошо.
Ханна спросила, как сдают анализы, а Нава – что такое рак груди. Я объяснила и сказала, что им тоже придется проходить обследование, когда они станут старше. Все женщины должны следить за своим здоровьем. Они обняли меня, я пробормотала, что люблю их, и когда поцеловала дочек на ночь, мне стало немного легче.
В пятницу утром девочки пошли в школу, а я помчалась по своей любимой горной тропе, желая отложить телефонный звонок еще на несколько часов. Я неслась по открытому лесу, где сосны желтые уступали место соснам скрученным, пихтам Дугласа и тополям. Октябрьский иней застывал на дороге ледяными перьями; по пути к холму я проскользнула мимо двух бурых медведей, жадно уплетавших спелые ягоды. С вершины я позвонила Мэри и сообщила, что готова общаться с врачом. На обратном пути я обошла медведей стороной, прекрасно понимая расстановку сил. Меня наполнял ванильный аромат сосен желтых. Каждая мелочь будет в порядке. Я представила, как струйка воды просачивается через грибы, связывающие сосны желтые с пихтами, сосны скрученные – с осинами. Среди этих деревьев, моих близких друзей, моих наперсников, я была дома.
По дорожке подошла мама с несколькими чашками кофе. Ее седые волосы блестели, на ней были красные резиновые сапоги и поношенный комбинезон для работы в огороде. Появилась Барбара с кастрюлей рагу, накрытой сверху салфеткой. Домашний телефон зазвонил, когда они сидели на скамейке на крыльце, потягивая кофе. Я вошла в дом, сняла трубку и вынесла ее на улицу. Мама и Барбара резко замолчали, глядя на меня сквозь пар, исходивший от их чашек.
Я слушала доктора. Обследования, возможные варианты и еще много слов, которые не задерживались в голове. Я думала о Материнских Деревьях, которые дают убежище, питательные вещества и тень от солнца, защищая и заботясь о других, даже когда слабеют сами. Я думала о своих дочурках. Моих прекрасных, драгоценных дочерях, которые были великолепными цветами – растущими и распускающимися.
Я закрыла глаза.
Даже Материнские деревья не могут жить вечно.
Глава 14
Дни рождения