Сегодня утром мы оба прогуляли занятия. Он взял отгул в библиотеке. Не думаю, что он прогуливал занятия за весь год, и он определенно никогда не пропускал работу, так что я ценю этот жест. К тому же он мне нужен. Он не очень хорошо разбирается в компьютерах, но хорошо ладит со мной. Он сидел рядом со мной часами, пока я вытаскивала свои электронные таблицы, искала в Google, пока у меня не зачесались глаза, разглагольствовала и бредила, раскрывая слой за слоем нападение Нейта.

На этот раз все еще хуже. Намного хуже, чем раньше.

Фотографии повсюду, вывешенные на всех развратных сайтах вместе с моим именем, моим университетом, да, да. Я уже давно утратила способность находить это шокирующим.

Что шокирует, так это все остальное.

Ненавистные посты на моей стене Facebook. Личные заметки к моей учебной электронной почте от незнакомцев, которые хотят изнасиловать меня, трахнуть меня, ударить меня по киске. Мой Твиттер-аккаунт рассылает спам-сообщения со ссылками на мою вульву. И каким-то образом, Боже, со всеми моими профессорами, должно быть, связались, потому что я получила озабоченное электронное письмо от трех из них и телефонное сообщение из управления по делам студентов с просьбой назначить собеседование как можно скорее.

За шесть часов я прошла через боль и гнев, отвращение и страх, смирение и ярость. Я — сорокапятикилограмовый мешок бьющихся чувств. Мне грустно. Я злюсь. Я просто развалина.

Но Уэст со мной.

И не только Уэст, после восьми часов Бриджит появилась с Куинн. Они позвонили Кришне, который подключил свой ноутбук, мой и Куинн к временной сети на кофейном столике в гостиной. Через час он вместе с Куинн и Бриджит руководил поисково-регистрационной операцией. Они делают скриншоты всего, обращаются за помощью к другу-гику из класса Кришны, который обладает сумасшедшими компьютерными навыками, просматривают справочник для студентов, чтобы выяснить, какие правила нарушает Нейт и что с этим можно сделать.

Я развалина, но они все на моей стороне, и это помогает. Так сильно помогает.

Друг Кришны, тот, кто понял, с чего все началось. На одном из тех немодерируемых сайтов, где братство любит тусоваться и быть придурками вместе, есть нить обо мне. Ссылка на фотографии, стандартная жалоба на то, какая я фригидная, злая шлюха, а потом призыв к оружию: Что мы можем сделать, чтобы преподать этой сучке урок?

Десятки из них взялись за оружие. Пока я была в пекарне с Уэстом, спала в его объятиях, занималась с ним сексом, все это время на меня нападали. Чужими руками. Без всякой причины.

Если бы это случилось со мной семь месяцев назад, я бы рухнула под тяжестью всего этого. Зная, что моим профессорам присылали эти ссылки, что моя сестра, мои тети и, возможно, даже мои бабушка и дедушка засыпаны спамом на Facebook с голыми фотографиями — это отстой. Это больно. Мне хочется плакать, если я зацикливаюсь на этом, если я слишком много думаю о том, что это значит для моего будущего, что это говорит о форме остальной части моей жизни.

Но это также делает меня свирепой.

Я готова сражаться. В руках у меня стопка распечаток, на плече сумка с ноутбуком. У меня есть Уэст в конце подъездной дорожки.

Передо мной в темно-бордовом кожаном кресле у окна сидит отец, на бедре у него лежит раскрытый ноутбук, очки сдвинуты на густые седые волосы, что портит его во всем остальном достойный вид. Я изучаю его знакомое лицо, густые брови, этот нос картошкой, унаследованный Жанель, но не мной, его подбородок более широкий, чем я помнила. Он набирает вес. Слишком много чизбургеров.

Он позвал меня домой, и я приехала.

Мои ладони вспотели, когда я сажусь на другое кресло в углу. Оно глубокое и высокое, и мои ноги едва достают до пола. Все мои воспоминания о наказании в детстве начинаются здесь, с беспомощной тяжести моих болтающихся ног. Я знаю количество латунных шпилек, крепящих обивку к подлокотникам его кресла. Девять вокруг арки. Еще по двенадцать с каждой стороны. Я изучила каждую морщинку на коже и запомнила геометрические арки и завитушки на его абстрактном офисном ковре, чтобы не смотреть ему в глаза.

Сегодня я сижу с прямой спиной, сложив влажные ладони на коленях. Я собрала волосы в конский хвост и надела джинсы и свитер, который он купил на Рождество, бледно-сине-зеленый кашемир цвета глаз Уэста. Мои доспехи.

Я тихо сижу и жду, потому что Жанель, та, кто подлизывается к нему, а Элисон, та, кто плачет. Я — дочь, которая приходит к нему, вооруженная контраргументами, умной защитой, хитрыми маневрами.

Я — дочь, которая сражается.

Вот уже несколько месяцев я слишком напугана, чтобы сражаться. Я пытаюсь жить в пузыре, который Нейт лопнул еще в августе. Я не хотела в это верить. Я сказала себе, что смогу это исправить. Накинуть туда несколько пластырей, закрасить трещины, отвести глаза и притвориться, что все в порядке.

Все не в порядке.

Пузырь хорошо и по-настоящему трахнут.

Но за пределами пузыря я нашла вечеринки регбистов и новых друзей, которым наплевать на мои глупые сексуальные фотографии. За пределами пузыря, бывают ночи в пекарне, секс по телефону, и длинный дневной сон в середине дня, с моей рукой, обившейся вокруг парня, который пахнет свежим хлебом и мылом, и кто заставляет меня чувствовать, что я имею значение, и нет разницы, как я выгляжу, что сделала, что было сделано со мной.

Мир не изменился. Там полно мужчин, которые ненавидят женщин. Он набит под завязку придурками, которые нападут на незнакомку только потому, что она женщина, а они недалекие обезьяны с комплексом неполноценности.

Мир не изменился, но я изменилась.

За пределами пузыря — жизнь. Уэст.

Мне здесь нравится. Я остаюсь.

Папа нажимает на что-то, закрывает крышку ноутбука и смотрит на меня.

— Кэролайн, — говорит он.

Только мое имя.

Просто мое имя, потому что начинает с опознания обвиняемого.

— Вчера вечером мне позвонила твоя тетя Маргарет. Она увидела кое-что неприятное на твоей странице в Facebook и хотела знать, знаю ли я об этом.

Его глаза — мои глаза, темно-карие и полные сочувствия. Его манеры разумны. Его дикция ясна и размеренна. Он не кричит в офисе. Он судит. Мы приходим к нему, как преступники, и он спокойно и разумно выносит нам приговор.

— Когда я сказал ей, что не знаю, о чем она говорит, она прислала мне ссылку,