которую королева Виктория посылала адмиралу. Я, как ответственный министр, полагаю, что Англия не может допустить, чтобы все это пошло на проводку электричества в чужой стране.

— Что же, вы предлагаете объявить войну? — спросил король немного испуганно.

— Нет, зачем? Майор Кент отправится туда один на подводной лодке.

— А вы думаете, он справится с русским черноморским флотом один?

— Думаю, что да.

— Тогда пусть поезжает. Только вот вопрос: не нарушаем ли мы, Черчилль, конституции, посылая майора нашей службы в чужие страны?

— Никак нет, ваше величество. Мы укрепляем конституцию. Приказ короля будет скреплен подписью ответственного министра.

— А вы не откажетесь от своих слов?

— Ни в коем случае.

— Тогда отправляйтесь срочно, Кент. Святой Джон креститель да поможет вам…

Черчилль долго хохотал в автомобиле над моим растерянным видом. Потом перешел к делу:

— Когда вы можете выехать?

— Завтра.

— Прекрасно. Ссылаясь на приказ короля, я предложу адмиралтейству дать вам самую быстроходную лодку. Вас доставят к Ленинграду в три дня. В три — вы пересечете Россию на скором, а через шесть дней будете в Крыму. Так?

— Слушаю-с, сэр.

— Я устрою все нужное для поездки и все необходимое после доездки. Вы останетесь довольны. Завтра ночью в два вы должны выехать в Харвич. Остальное понятно. Не забудьте зайти перед отъездом в адмиралтейство и взять ордер на посадку в субмарину. Ордер будет без имени. До свидания!

Он высадил меня из машины на асфальте Круглой площади. Я смешался с нарядной толпой и сейчас же растерялся. Впечатления дня плохо укладывались в моей голове. Слова Черчилля и залы дворца казались обрывками фильма. Я пошел не спеша вперед, без цели. Однако скоро сообразил, что у меня осталось слишком мало времени, чтобы бездействовать. Я решил зайти в ресторан к Ляйэнсу выпить чашку чая и составить подробный план завтрашнего дня и остатка сегодняшнего.

Через двадцать минут план, разбитый по часам, был у меня готов.

ТРЕТЬЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В СССР

Вечером, около семи, я был у Долгорукого. Когда я вошел, князь обедал. Он поедал с большим чувством великолепный паштет из гусиной печенки, который стоит не меньше десяти шиллингов и делается по особому заказу.

— Прекрасно питаются наши докеры, — сказал я, здороваясь. — А еще жалуются на тяжелое положение. Впрочем, с сегодняшнего дня вы уже не докер. Завтра мы едем с вами в Россию по поручению английского короля.

Долгорукий не ждал моего прихода и почему-то сильно смутился. Он даже сделал попытку спрятать паштет. Но я не подал вида, что заметил это, и подробно рассказал ему содержание нового поручения.

— Когда выезжать? — спросил Долгорукий.

— Завтра в два ночи в Харвич. Нам будет предоставлена подводная лодка. Из новых.

Князь задумался на минуту. Потом, сильно побледневши, твердо произнес:

— Я отказываюсь.

— Почему?

— Англия поступила со мной по-свински. Я не намерен больше рисковать для нее своей шкурой. Да, по правде говоря, мне теперь не хочется вредить России. Что-то перевернулось во мне за этот год. Понятно?

— Нет.

— В таком случае переменим тему разговора. Хотите — скушайте кусочек паштета. Он вам придется по вкусу.

Я абсолютно ничего не понимал. Князь говорил серьезно, без малейшего шутовства. Твердое решение чувствовалось за его словами. Хотя я никак не ожидал от него отказа, уговаривать его я не стал.

— Значит, нет? — спросил я, вставая.

— Нет, — ответил князь.

— В таком случае прощайте, Долгорукий. Вряд ли мы увидимся когда-нибудь.

— Прощайте, Кент. Прощайте, Спасибо вам за все добро, которое вы мне сделали.

Я должен был побывать еще в трех местах. Не подавая князю руки, я спустился по лестнице и сел в такси. Весь разговор с Долгоруким произвел на меня самое неприятное впечатление.

3 июня. Сейчас двенадцать часов ночи. Поезд в Харвич уходит в два. У меня полтора часа свободного времени.

Все готово к отъезду. Ордер на посадку в лодку лежит передо мной на столе. Командир лодки предупрежден телеграммой и запасся горючим. Я сделал все свои дела, послал записку Мабель об отъезде и условился с моим поверенным.

Час тому назад телефон зазвонил у меня на столе. Я взял трубку и услышал голос Долгорукого.

— Алло, Кент. Простите, что беспокою вас. Дело в том, что я передумал и готов ехать с вами.

— А ваши убеждения?

— Я их отложил в сторону.

— Очень сожалею, князь, но теперь я не могу дать согласия.

— Я вас умоляю.

— Ничего нельзя сделать. Ордер выправлен на одно лицо.

— Тогда прощайте.

Я положил трубку.

Итак, значит, через час я уезжаю. Я еду без спутников и без вещей, если не считать зубной щеточки, маленького револьвера и подложного паспорта. Несмотря на это, мой чемодан довольно велик. Его мне выдали в Интеллидженс Сервис. Это казенный стандартный чемодан с камерой для воздуха и насосом. Такие чемоданы употребляются нашими агентами, когда приходится попадать во вражеские страны с моря. При его помощи я должен добраться с подводкой лодки до берега.

Конечно, я не беру с собой моего дневника. Но, как всегда перед отъездом, я проглядел его. Сколько, однако, приключений мне пришлось испытать с тех пор, как я начал делать записи! Я привык шептаться с моей тетрадкой, и, кажется, ни один значительный случай моей жизни не прошел мимо ее страниц. Сегодняшней моей поездке в Россию предшествуют две другие, у меня есть уже опыт в этом деле. Но от этого мое предприятие не делается легче. Россия растет, а вместе с тем и растут трудности путешествия по этой стране.

Первый раз я мог жить в Москве сколько угодно. Во второй — я не находил себе места и измучился вконец. Неужели мне суждено погибнуть теперь, как погиб Рейли? И это тем печальнее, что на этот раз цель моего путешествия не слишком значительна. Она не больше, как каприз упрямого человека. В двадцатом же году я шел в Москву для того, чтобы погубить коммунизм.

Целые государства, огромные группы богатых и умных людей, бесшабашные храбрецы, как я, вот уже десять лет хотят доконать Россию. Выиграли ли мы хоть один шаг? Скорее всего — нет. Россия растет и уже поэтому она права. Может быть, вся сила ее заключается в том, что с фанатизмом верующего она неуклонно придерживается одного заблуждения, в то время как мы балансируем среди множества истин и стоим на месте? Нет, вернее, даже идем назад.

В заседании секретной комиссии я предупредил Англию о той опасности, которая ее ожидает. Меня не послушали. Наши умные старики убеждены, что на их век Англии хватит. Они не