Когда мой тесть отьезжает чуть в сторону, Полина поднимает на меня глаза, свои невероятные глаза ангела.

Священник с переводчиком ждут моего сигнала о том, что можно начинать церемонию бракосочетания.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Полина? Перед тем, как станешь моей женой.

— Нет, — решительно отвечает она, не позволяя моим глазам перестать любоваться ею. Каштановые волосы собраны в низкий пучок, лицо в обрамлении нескольких тонких прядей. — Я побыстрее хочу стать твоей женой.

В её взгляду нет паники или беспокойства. Я глажу её тёплые крошечные ладони своими ладонями, мысленно проклиная всё, что разделяет меня от близости с ней.

— Отлично, принцесса. Потому что это случится прямо сейчас.

Повернувшись к священнику, я даю знак, что можно начинать.

***

Она стала моей женой. Моей женой. Моей полностью, целиком, каждой клеточкой своего тела, каждый закоулком души.

Я никогда не был сентиментальным мужчиной. Я никогда не придавал значения родственным связям. Я вообще ничему не придавал значения. Но всё изменилось. Всё изменится в спальне этой виллы, в которой я заявлю на неё свои права прямо сейчас, но теперь уже в роли её законного мужа.

Полина гладит мою щетину, пока я заношу её внутрь. Мне стоило адских усилий пережить этот день и дождаться этой ночи.

Закрывая за собой дверь, я несу Полины через всю комнату к огромной кровати, застеленной белыми простынями. Всё здесь белое, кроме десяток свечей на полу и электрического камина напротив кровати, в котором потрескивает огонь.

Она сменяет свой большой палец губами, и я, позволяя себе больше не сдерживаться, целую её с таким бешеным желанием, что вскоре она отстраняется, чтобы отдышаться.

Неохотно я ставлю её на ноги, но лишь для того, чтобы снять с неё платье, которое скрывает от меня её прелестное сексуальное тело. Встав сзади, я развязываю корсет и, наклонившись, шепчу ей на ухо:

— Ты же знаешь, что я сейчас с тобой сделаю, малыш?

Её платье падает на пол, заставляя её испустить возбуждённый вздох.

— Я догадываюсь, — улыбается она, закрывая глаза.

— Я постараюсь сдерживаться, — обещаю я, вспоминая нашу первую ночь на её день рождения — синяки и гематомы на её теле. И даже тогда я сдерживался, понимая, насколько она хрупка. Но этого недостаточно.

— Нет.

— Нет?

— Не сдерживайся. Что бы ты со мной ни сделал, я хочу этого.

Из одежды на ней теперь только маленькие белые трусики, подвязка на левой ноге и туфли. Мои руки опускаются ей на бёдра, после чего поднимаются по изгибам её осиной талии к её маленьким аккуратным сиськам, соски которых я сжимаю и оттягиваю.

Я кладу её на кровать и раздвигаю ноги, после чего сажусь на колени и оттягиваю ткань её белоснежных трусиков. Я смотрю на её гладко выбритую киску и целую её клитор. Сначала целую, а потом начинаю посасывать и вылизывать. Полина стонет, выгибаясь в спине и запрокидывая голову назад. Наслаждаясь вкусом её клитора, оттягивая его и покусывая, ввожу в её киску указательный палец.

— Боже… — чуть ли не плачет она.

Потихоньку засовывая в неё второй палец, я поднимаюсь к её лицу и свободной рукой хватаю её за затылок и притягиваю к себе. Она дотрагивается до моих губ, её скрывая соблазнительной и удовлетворенной улыбки. Искусав эти пухлые ярко-розовые губы, я возвращаюсь к её таким же аппетитным нижним губкам.

— Стас… — она стонет моё имя так, словно молится. Мои зубы покусывают её плоть, пальцы врезаются в стеночки её адской киски, когда она кричит и кончает мне в рот.

— Моя девочка, — хриплю я, не прекращая целовать каждый участок её сладкой кожи. Это не зависимость, не одержимость, это чёртова болезнь, имя которой Полина.

Выровняв спину, она стягивает с меня пиджак и разделывается в пуговицами на моей рубашке.

— Ты уже так быстро разделываешься с моей рубашкой, принцесса.

— Я много практиковалась, — она тянется ко мне, и я снова набрасываюсь на её губы, словно одичавший.

Рубашка падает на пол к пиджаку, я собираюсь трахнуть свою девочку прямо сейчас. Она расстёгивает ширинку моих брюк, я снимаю их с себя, когда хочу навалиться на неё сверху, но Полина, словно зная наизусть весь мой дальнейший план действий, решает остепенить меня.

— Подожди, — она приспускает мои боксёры, её глаза устремлены к моему твёрдому члену, который уже настолько синий от изнеможения, что ещё несколько секунд — и мои яйца лопнут. Сидящая на краю кровати, она дотрагивается своей тёплой ладонью до моего основания и натягивает его, а её рот медленно приближается к головке. Она облизывает её, так уверенно и так маняще. Полина всё ещё не может взять большую часть моего члена в рот, мне кажется она не может взять даже самую минимальную его часть в рот, но её язычок проходится по моей уздечке, что просто убивает меня.

Она поднимает на меня взгляд, словно выискивая одобрения. Возможно, она думает, что делает что-то не так, несмотря на то, что я теряю дар речи от удовольствия и просто нестерпимо рычу.

Тридцатилетний я, теряю дар речи от того, что делает моя юная жена с моим членом.

Когда она отстраняется, чтобы отдышаться, я нависаю над ней сверху и раздвигаю ей ноги. Полина закрывает глаза, только я одариваю поцелуями её шею. Этой чёртовой ночи не хватит для того, чтобы утолить мою жажду по ней.

Не хватит ночи. И не хватит жизни.

***

Я смотрю на Полину, подходя к ней с бутылкой воды в руке.

Моя сперма стекает по внутренним сторонам её бёдер. Она испускает вздох, отрезвляя меня и давая понять, что я, должно быть, замучил её до предела. Три или четыре часа я не мог насытиться ею и не прекращал ни на минуту вторжения в её киску.

Приподняв её голову и положив её на свой локоть, я даю ей сделать несколько глотков воды из моих рук.

— Спасибо, — улыбается она, отключаясь на моей руке.

Я не шевелюсь, чтобы она продолжала использовать сгиб моего локтя, как подушку. Я бы всё отдал, чтобы она осталась в таком положении на всю жизнь.

— Я никогда не думала, что стану такой, — тихо бормочет Полина.

— Какой же, малыш?

— Сексуально озабоченной.

— Значит, моя невинная девочка превратилась в сексуально озабоченную?

— Да, твоя невинная девочка теперь такая, — сладко воркует она, начиная вырисовывать указательным пальцем круги на моей груди и плече.

Потом она переплетает наши пальцы, раззадоривая меня своим приходящим в норму дыханием.

— Стас, мне кажется, что моя жизнь превратилась в сказку, — её голос