ЖЕРТВА НЕБУ

Вторую примету не пришлось ждать долго. Едва заехав на аэродром, я сразу же стал свидетелем удивительного зрелища. В самый большой вертолет в мире Ми-26, затаскивали другой вертолет — разведывательно-ударный Ка-52 «Аллигатор» со снятыми винтами. Он выработал свой ресурс, его увозили на обслуживание. Снимать толпу полуголых техников меня не благословили — все должны быть в уставной форме. Я отогнал машину в сторонку, как мне показалось, на безопасное расстояние, и решил снять взлет гиганта. Разумеется, поток пыли и камней сразу же превратил заднее стекло в причудливую мозаику. Пленка триплекса удержала его на месте — и на том спасибо. Командир эскадрильи сочувственно заметил:

— Это ерунда, Ми-26, бывает, и другие вертолеты переворачивает. Представляешь, машину бы перевернуло! Стекло ерунда, заменишь.

Я мужественно заметил:

— Это моя маленькая жертва богам неба.

Ответ командиру пришелся по душе, и он уточнил:

— А что ты все-таки хочешь снять и зачем?

— Хочу вылететь с вашей ударной группой. Хочу написать про вертолетчиков, про вас же никто не пишет, а вы тут пашете, как проклятые…

Действительно, каждый тридцать минут с аэродрома уходили и приземлялись тройками вертолеты — два «аллигатора» в сопровождении Ми-8. Небо гудело, по полю волокло пыль, поднятую винтами, — она не успевала оседать. Командир принял решение:

— Тогда завтра в 8.50 будь возле вон того Ми-8. А пока зайди в палатку к ребятам из «объективного контроля», они тебе наши съемки с ударов скинут.

Я еще не знал, что завтра летчиком-штурманом на нашем борту будет сам командир эскадрильи. Так принято в авиации: командир должен не восседать в штабе в окружении телефонов и карт, а летать. Ради командирского авторитета. И еще у меня было ощущение, что не летать он просто не может, потому что уже не принадлежит земле полностью.

ДОМ-ВЕРТОЛЕТ

С первыми лучами солнца я уже бродил вокруг «нашего» вертолета. Поговорил с одним из техников, сидя на бетонном дренажном колодце, — даже полевой аэродром это не просто поляна, а достаточно сложное инженерное сооружение.

— В первый месяц, как наши возвращались, только успевали маркером новые дырки от пуль обводить, — толковал техник, готовя меня морально к полету. — А потом все, стали бояться бить из «стрелковки» по машинам.

— Потери есть?

— Укропы из «Стугн» (противотанковый ракетный комплекс украинского производства. — Asm.) по нам били и попадали! Двух «аллигаторов» свалили.

— Да ладно, это же против танков!

— При горизонтальном полете на небольшой скорости, да еще при зависании можно попасть. И они попали! С одной машины сняли экипаж без потерь, вторая загорелась. Первый пилот обгорел, сейчас лечится, почему-то на спине у него кожа никак не приживается. Вот везде зажило, а на спине — нет, что ты будешь делать!

И в голосе моего собеседника чувствовалось, как он переживает за летчика. Мы замолчали. Я переваривал сказанное. Потому что задача нашего вертолета в тройке — прикрывать двух ударников Ка-52, предупреждать их о пусках из ПЗРК, по возможности подавить ПВО и в самом плохом случае — эвакуировать летчиков. С нами летел медик, на вид мальчишка, школьник. И первого пилота я тоже не опознал — слишком молодой, веселый, без спеси и понтов, которые я частенько встречал именно в окопах, на земле. Спросил пилота Игоря: «Что нельзя снимать?» Он ответил просто:

— Номера машин и лица летного состава. Ну и до взлета не снимай по возможности — плохая примета.

Подошли два парня из группы огневой поддержки, с автоматами, в разгрузках, набитыми магазинами и гранатами. Появился командир эскадрильи, а бортмеханик в десантной тельняшке и лихой выгоревшей бандане из «косынки медицинской» от машины, кажется, так никуда и не уходил. Может, он жил в ней.

МУХАМИ В СТЕКЛО

Услышанная на аэродроме красивая фраза «Мы приземляемся с подсолнухами на шасси», конечно же, оказалась не красивой метафорой, а обыденной реальностью. Причем выстраданной. Мне объяснили официально: «Летаем на уровне деревьев, на сверхнизких высотах, с огибанием рельефа и искусственных препятствий». Средняя скорость — 200–220 км/ч. Попасть в вертолет на такой скорости просто нереально. Только в том случае, если он проходит точно над тобой и ты уже изготовился к стрельбе.

Взлетели и сразу же пошли «стричь верхушки». Три машины вытянулись в цепочку, поджались. Иногда один из «аллигаторов» выходил из строя и контролировал землю справа и слева от нас. Лететь было недалеко — 35 минут. Наша задача — уничтожить цель под Харьковом. Где-то между Пришибом и Балаклеей выявили в лесопосадке укрепрайон, из которого противник контролировал дорогу «автоматным и гранатометным огнем». Линия фронта почувствовалась неосознанно, сигнала не было, но ребята, сидящие в дверных проемах, опустили предохранители автоматов и выставили стволы.

Внизу промелькнуло какое-то здание с ослепительно-блестящей вздыбленной крышей — краска сгорела, а ржавчина еще не пришла. Следом, прямо на выгоревшем поле, читалась колея от колес и куча орудийных гильз — здесь была артпозиция противника, отстрелялись и быстро ушли. Потом справа, на грунтовой дороге, идущей вдоль лесопосадки, появился бешено несущийся по ухабам армейский грузовик в укропской камуфляжной раскраске «мультикам». Водила выжимал из машины последние соки, а в кузове подпрыгивали и перекатывались какие-то перепуганные «воины света». Машина шла хорошо за сотню, поэтому не промелькнула под вертолетом, а на несколько секунд задержалась, и я подробно рассмотрел это зрелище. Но зрелище не было нашей целью. Бортовой техник встал со скамеечки в дверном проеме кабины и показал мне рукой: «Садись на мое место». И только тогда я полностью ощутил, как низко мы шли: мошкара с полей заляпала лобовые стекла, и какая-то жирная муха несколько секунд билась о стекло, прижатая бешеным напором воздуха. Мы чуть отпустили «аллигаторов» вперед, чтобы в случае чего можно было, не тратя время на развороты, погасить скорость и упасть на землю возле подбитой машины. На горизонте встали два серых столба дыма, я даже подумал, что это пирамидальные тополя. На самом деле это «аллигаторы» били НАРами (неуправляемыми авиационными ракетами. — Авт.) с так называемого кабрирования. В момент пуска нос машины высоко задран — так увеличивается дальность пуска. А бортовой автомат рассчитывает момент стрельбы по координатам, нужно только вовремя нажать кнопку.

Мы заложили вслед за «аллигаторами» крутейший вираж, выровнялись, и Игорь помахал мне рукой: «Все!»

СТРАХ ОЖИДАНИЯ

Едва мы приземлились, Игорь с бортовым техником бросились оттирать стекла от мошкары, пока не присохло. Я ждал, когда