Шрифт:
Закладка:
– Понятия не имею. Скорее всего, буксир. Каждый раз, когда миссис Аллен делает в своей вышивке неверный стежок, она громко объявляет об этом.
Джейн пожала плечами:
– Мы, женщины, любим за все извиняться. Страдаем этой напастью от рождения.
– Самое смешное в шутках миссис Аллен – это она сама. У нее есть трехминутный монолог о муслине.
Джейн почесала затылок и произнесла, обращаясь скорее к самой себе, чем к Софии:
– Что же это за женщина? Может быть, я списала ее с кого-то, кого знаю?
София оживилась:
– То есть таким образом вы завуалированно отомстили какой-то своей врагине? Выкладывайте, Джейн.
– Дайте-ка подумать. – Джейн замолчала, мысленно перебирая всех знакомых. – По соседству со мной живет леди Джонстоун – весьма злобная особа. Может, это она? Миссис Аллен жестока?
София склонила голову набок:
– Нет. Я бы сказала, что нисколько. Она просто… печальная.
– Ах. – Джейн грустно улыбнулась. – Я поняла.
– И кто же это?
Джейн потупилась. София чаще всего возвышалась над нею и потому смотрела поверх ее макушки. Но сейчас они обе сидели на полу и могли хорошо видеть лица друг друга. София отметила про себя, что в жизни Джейн миниатюрнее и симпатичнее, чем кажется на портрете в музее. Сейчас ее светло-карие глаза смотрели непонятно куда, пронзая пространство комнаты. Один бог знал, о чем она думала в такие моменты.
– Кто это, Джейн? – повторила София.
– Никто. Просто женщина. – Джейн улыбнулась. – За то время, что я провела здесь, с вами, я имела возможность увидеть, как сильно и вместе с тем как мало изменился мир. Да, женщины сейчас больше разговаривают и не стыдятся показывать свою плоть. Но их по-прежнему объединяет то, что объединяло раньше. Матери семейств и девицы, служанки и герцогини… Какой бы работой они ни занимались, их мысли странствуют, а сердца поют. Какие глубины скрываются под масками, которые мы носим! Готова поспорить, что у героини, которую вы играете, есть и другая жизнь, внутренняя. Думаю, вы правы: под ее болтовней о дорогих тканях действительно прячется печаль.
София кивнула и выпрямила спину.
– Тогда как же мне произносить эти смешные реплики?
– Они смешны, потому что смешны женщины определенного возраста. Таково мнение мужчин, причем даже не самых глупых. В мои времена ценность женщины определялась двумя вещами: плодовитостью и приданым. Сейчас, по-видимому, превыше всего ценится внешняя красота. Ум же никого не привлекал и не привлекает. О сердце еще иногда кто-нибудь вспомнит, но об уме – никогда. Дожить до преклонного возраста – в этой привилегии многим бывает отказано, однако женщины, которые ее удостаиваются, отнюдь не радуются ей. Миссис Аллен – стареющая дама. Играйте так, чтобы показать, как почетно и вместе с тем как унизительно ее положение, как она счастлива оставаться в живых и как грустит об ушедшей молодости. В том, что красота померкла, – слабость немолодой женщины, а в осознании этой печальной истины – сила. – Джейн посмотрела на Софию. – Когда я впервые увидела вас, вы меня поразили. Вы были великолепны, когда шагали по новому Бату такая энергичная, такая уверенная в себе…
– Мне жаль, что я вас разочаровала, – сказала София.
– Сейчас, сидя на полу в кухне, вы сделались еще прекраснее. Вы открыли свое сердце. Быть может, то, что с вами случилось, не трагедия, а освобождение? С вас слетела позолота, но вы могли бы этим воспользоваться.
– Для чего?
– Для того чтобы начать говорить правду. Вы были просто побрякушкой, марионеткой, исполняющей чужие желания. Теперь у вас появилась возможность освободиться.
София смахнула слезу и покачала головой:
– Зачем?
– Чтобы делать то, ради чего вы живете на этом свете.
София, облаченная в зеленое платье, стояла на площадке одна.
– В чем дело? – спросила она гримера. – Я жду уже полчаса. Потею. Так с меня скоро стечет весь мой «макияж без макияжа».
Дерек, пожав плечами, обещал выяснить. Шла последняя неделя репетиций. София ожидала, что ее не сегодня завтра уволят. На этот день была назначена репетиция одной из ключевых сцен фильма – разговора миссис Аллен и Кэтрин перед балом. На площади за Насосной залой собрали массовку – пока только двадцать человек, но для съемок планировалось четыреста.
– Это Кортни, – прошептал вернувшийся Дерек. – Она не выходит.
София улыбнулась:
– Засела в своем трейлере? Капризничает? – Увидев Джека, она окликнула его: – Мистер Трэверс! Разберитесь, пожалуйста, со своей звездой!
Джек покачал головой:
– Кортни выйдет, когда будет готова.
– А нам всем так и стоять? А еще вот этот большущий софит, – она указала на солнце. – Ты же любишь, чтобы было много света. Когда этот прожектор погаснет, ты его уже не включишь.
Дерек и несколько человек из массовки усмехнулись. Джек, закатив глаза, удалился в направлении гримерных, но вернулся оттуда без Кортни.
– Она не хочет выходить, – прошептал он Софии.
Та подавила улыбку.
– Напомни ей о договоре. Мы не можем отрепетировать эту сцену без нее.
– Она говорит, ей плевать.
– Тогда пусти в ход свое обаяние.
– Мы поссорились, – признался Джек.
София закусила губу и все-таки не смогла не улыбнуться.
– Прости, плакать я не буду.
– Ты должна поговорить с ней.
– Я? – удивилась София. – Да она ненавидит меня сильней, чем Гитлера!
– Просто пойди и поговори с ней. Как женщина с женщиной.
– А у нее в трейлере нет острых предметов?
– Пожалуйста, Соуф!
У Джека был совсем несчастный вид. София, вздохнув, вручила свой солнечный зонтик Дереку и подобрала юбки.
– Хорошо, ради фильма я попробую.
Присеменив мелкими шажками к трейлеру молодой звезды, София постучала. Ответа не последовало. Тогда она подошла к окошку.
– Кортни?
– Уходите, – нечленораздельно произнес осипший голос.
София вытянула шею, чтобы увидеть происходящее внутри трейлера, но шторы были задернуты.
– Вы плохо себя чувствуете? – крикнула она, вздохнув.
– Я в шоколаде, спасибо. Уйдите.
– Пора начинать репетицию. Массовка уже стоит.
– Я не приду, – ответила Кортни.
– Ясно. А что мне сказать людям, которые вас ждут? Вы учитесь жонглировать палочкой? Или пишете речь для ООН?
– Вы были бы рады, да?
