Свадьба Костровых. Часть вторая

Павел

Утро после свадьбы началось рано. Так же, как и накануне – с характерных звуков, которые ни с чем другим не спутать.

«Беременная», – удовлетворённо подумал я и, пока Элька обнималась с фарфоровым другом, тихонько улизнул из дома. Собственноручно купил кучу тестов в аптеке – разных, весёленьких – и позвонил Сонечке.

– Мне нужен крутой креативный дизайнер, – сказал я, – мастер по необычным букетам.

Сонечка на несколько секунд зависла, а затем бодрым голосом отрапортовала:

– Есть на примете. Думаю, подойдёт. Агентство «Лилия Севера», мы у них заказывали озеленение и оформление зоны отдыха. Так вот я тогда случайно узнала, что и букеты необычные они тоже делают. Подружка моя мужу заказывала – очень креативно и круто.

–А! – обрадовался я. – Точно! Лилия Северина[2] – правильно?

– Вы помните! – радуется Соня. – Записывайте телефон и адрес.

За срочность пришлось приплатить, но оно того стоило.

Я уже подъезжал к дому, когда моя ведьма позвонила.

– Паш, ты где? – кажется, у неё голос испуганный. Или мне кажется? Решила, что я свинтил? Не дождётся.

– Скоро буду, – успокоил я Эльку. – Выскочил тут за кое-чем.

Она что-то булькнула непонятное и отключилась. Потерпи, дорогая, я практически у твоих ног.

– Любимая, я дома! – гаркнул, как только открыл дверь.

Привидения, наверное, выглядят получше. Элька стояла бледная, сама на себя не похожа. У неё даже взгляд потускнел. Ничего, сейчас мы поднимем настроение, и жизнь наладится. Руку с букетом я держал за спиной.

– Как ты меня назвал? – спросила она слабым голосом.

– Любимая, – моргнул я, не понимая, с чего это моя ведьма собирается в обморок падать.

– А, ну да. Вечный твой сарказм и юмор, – махнула она обречённо рукой. Такая Элька мне категорически не нравилась. Слишком тихая и неправильная какая-то.

– Эль, – сказал очень тихо и сделал шаг навстречу. – Не сарказм и не юмор. Влюбился в тебя. Люблю. Неужели не понятно? Я ж за тобой как маньяк комнатный. Бегаю и бегаю. Покой и сон потерял. И голову тоже. И, кажется, я уже признавался, когда замуж тебя звал.

У Эльки глаза заблестели.

– Невозможно понять, когда ты шутишь, а когда серьёзен, – вздыхает она. – Что ты там прячешь, Костров?

И тогда я протягиваю букет. Нежные розы, розовые киндер-сюрпризы и тесты на беременность. У Эльки почему-то дрожат губы.

– Ну что ты? – прижимаю её к себе, целую, куда попаду. – Всё очень серьёзно, серьёзней не бывает. Поженимся, родим, будем счастливы. Хотя почему будем? Я уже счастлив. Надеюсь, ты тоже. А если нет, я решу эту проблему, доверься мне.

– Какой же ты самоуверенный! – толкает Элька меня в грудь, и становится легче. Вот так, моя девочка, такой ты нравишься мне гораздо больше.

– Есть немножко, – прячу улыбку, получаю кулаком в солнечное сплетение, деланно охаю и сгибаюсь. – Ну больно же! – вру и ловлю Элькин встревоженный взгляд. – Ну, давай, пора проверить: отравилась ты или пора обнести детский магазин для маленьких принцесс Костровых.

– Девочка? – Элька внимательно вглядывается в нежно-розовый букет и застывает со странным выражением лица.

– Ну, пусть и мальчик, – осторожно произношу я. – Не важно. Эль? – зову притихшую ведьму. Ты что?

– Киндеры считаю, – поднимает она на меня глаза. – Надеюсь, ты не заставишь меня рожать столько. Кстати, шоколада хочется – жуть.

– Давай главное, а потом шоколад, – веду её к туалету и пытаюсь не ржать. – Столько раз не заставлю, честно. И одного хватит. Ну, или двух. Если захочешь.

А через две минуты мы вместе смотрели на красивые две полосочки. Яркие и чёткие.

– Ну вот, – удовлетворённо выдохнул я. – Во вторник – в ЗАГС. А то отравилась, отравилась…

– Ладно, Костров, уболтал. Я выйду за тебя замуж.

– Будь добра, сделай одолжение, – улыбаюсь я Эльке, – и признайся уже, что я тебе не безразличен, а то мне как-то грустненько, что никто меня не любит.

Она молчит, глаза опустила, а я начинаю волноваться. Нет, хорошо быть офигительно прекрасным, но хотелось бы хоть иногда слышать это от любимой женщины.

– Я боюсь, Паш, – вздыхает Э-Лиза.

– Чего ты боишься? – спрашиваю, чтобы не спугнуть. Вот такой она бывает очень редко. Настоящей, без прикрытия.

– Тебя боюсь, – выдаёт она, а я теряю дар речи. Это она-то? Боится? Дайте литр корвалола! – Мне всё кажется: добьёшься своего, поставишь зарубку на изголовье кровати и уйдёшь покорять других женщин.

– Всё, – развёл я руками, – нет больше других женщин. В моей жизни появилась вредная, невозможная, но самая лучшая ведьма. Околдовала, пригрозила, что двойню мне родит. А я что? А я всё, – снова развёл руками, словно на гармошке играя. А потом сказал так серьёзно, как только мог: – Никто больше не нужен, понимаешь? Так что придётся тебе меня любить.

У Эльки вспыхивает лицо. Замечательно. Любит, значит. Стесняется признаться. Или из вредности молчит. Но зачем мне слова? Можно и без них. Важно, что я вижу и чувствую.

– Иди ко мне, – протягиваю руки. И она прячет лицо у меня на груди, а потом поднимает за поцелуем. Губы наши сталкиваются и высекают искры.

Мама будет счастлива. Женила всех сыновей. И умных, и прекрасных. И внуками мы её завалим – пусть попробует стонать или пищать. А будет жаловаться – ещё потрудимся, чтобы пополнить ряды Тургеневых-Костровых.