Тот с плохо скрываемым отвращением отошел. Мышелов и впрямь представлял собою премерзкое зрелище: лицо его было покрыто удачно подобранной смесью жира с пеплом, усеяно чудовищными восковыми бородавками, а из-под капюшона свисали серые космы волос с напяленного на макушку высушенного скальпа настоящей ведьмы – так, по крайней мере, утверждал Лаавьян, торговец париками.

Мышелов начал медленно подниматься по лестнице, тяжело опираясь на клюку и через каждые несколько ступенек останавливаясь, чтобы перевести дух. Ему было нелегко двигаться таким черепашьим шагом – ведь полночь приближалась. Но три его попытки проникнуть в этот хорошо охраняемый дом уже провалились, и он знал, что любой, даже самый незначительный промах может его выдать. Не успел он добраться до середины лестницы, как снова послышался хрипловатый голос, отдавший какое-то распоряжение, и к Мышелову, неслышно ступая босыми ногами, сбежала темноволосая служанка в черной шелковой тунике.

– Ты очень добра к старухе, – просипел он, похлопывая по гладкой ручке, подхватившей его под локоть.

Вдвоем дело пошло немного быстрее. Мысли Мышелова сосредоточились на украшенном драгоценностями черепе. Он буквально маячил у него перед глазами: светло-коричневый овал в полумраке лестницы. Череп был ключом к Дому Вора и спасению Фафхрда. Маловероятно, что Слевьяс отпустит северянина, получив череп. Но, добыв его, Мышелов сможет поторговаться. А без черепа ему придется брать штурмом логово Слевьяса, где каждый вор уже ждет не дождется его. Прошлой ночью обстоятельства и удача оказались на его стороне. Но вряд ли это повторится. Размышляя таким образом, Мышелов не забывал ворчать и сетовать на высоту лестницы и негнущиеся старые ноги.

Служанка ввела его в комнату, устланную толстыми коврами и увешанную шелковыми гобеленами. С потолка на толстых бронзовых цепях свисала незажженная большая медная лампа, покрытая затейливыми узорами. Комната была наполнена мягким светом и нежным ароматом – это горели бледно-зеленые свечи на низких столиках, расставленные среди склянок с духами, пузатых баночек с благовонными притираниями и тому подобным.

Посреди комнаты стояла рыжеволосая девица, унесшая череп из Дома Вора. На ней было белое шелковое платье, в ярко-рыжих волосах, собранных в высокую прическу, торчали булавки с золотыми головками. Рассмотрев как следует ее лицо, Мышелов обратил внимание на жесткое выражение желто-зеленых глаз и плотно сжатые челюсти, как-то не сочетавшиеся с мягкими полными губами и кремовой кожей. В позе девицы угадывалась напряженность.

– Ты предсказываешь будущее, ведьма? – Вопрос прозвучал почти как приказ.

– По руке и волосам, – ответил Мышелов, придав своему фальцету жутковатое звучание. – По ладони, сердцу и глазам. – Он проковылял поближе. – Да-да, крошечные существа разговаривают со мною и рассказывают всякие секреты.

С этими словами он внезапно выхватил из-под плаща маленького черного котенка и сунул его под нос девице. Та от неожиданности попятилась и вскрикнула, однако этот маневр еще прочнее утвердил ее в уверенности, что перед нею самая настоящая колдунья.

Ивлис отпустила служанку, и Мышелов поспешил воспользоваться созданным впечатлением, пока у девицы не прошел страх. Он заговорил о судьбе и роке, о знаках и предзнаменованиях, о деньгах, любви и путешествиях по воде. Он играл на суевериях, которые, как ему было известно, бытуют в среде ланкмарских танцовщиц. На девицу сильно подействовали его слова о «темном чернобородом человеке, который недавно умер или находится на пороге смерти», хотя имени Кроваса он не упоминал, опасаясь вызвать подозрение. Перед Ивлис сплеталась хитроумная паутина из фактов, догадок и впечатляющих общих мест.

Девица вся предалась болезненному очарованию, которым веяло от запретного будущего, она наклонилась к Мышелову, сплела тонкие пальцы и прикусила нижнюю губу, дыхание участилось. Ее торопливые вопросы касались в основном «жестокого, бесстрастного, рослого мужчины», в котором Мышелов узнал Слевьяса, а также того, следует ли ей уехать из Ланкмара.

Мышелов продолжал безостановочно говорить, делал время от времени паузы лишь затем, чтобы для пущего правдоподобия откашляться, перевести дыхание или фыркнуть. Временами ему казалось, что он и в самом деле колдун и его пророчества – грязная, нечестивая правда.

Однако на первом плане были все же мысли о черепе и Фафхрде – Мышелов не забывал, что полночь приближается. Он успел узнать об Ивлис многое и в первую очередь то, что она ненавидит Слевьяса даже сильнее, чем боится. Однако заполучить самые нужные сведения никак не удавалось.

И тут Мышелов заметил нечто, придавшее ему новые силы. За спиной у Ивлис, в просвете между шелковыми драпировками, виднелся кусок стены, и Мышелов обратил внимание, что один из камней облицовки вроде немного сдвинут с места. Внезапно его осенило: по размеру, форме и отделке этот камень – точное подобие другого, находящегося в комнате Кроваса. Стало быть, здесь, радостно подумал Мышелов, и заканчивается потайной ход, которым сбежала Ивлис. Он решил, что воспользуется им, чтобы проникнуть в Дом Вора – хоть с черепом, хоть без оного.

Не желая тратить больше времени, Мышелов решил ускорить события. Оборвав речь на полуслове, он прищемил котенку хвост, чтобы тот мяукнул, затем несколько раз повел носом, сделал ужасное лицо и заявил:

– Кости! Чую кости мертвеца!

Ивлис затаила дыхание и быстро взглянула на большую незажженную лампу, свисавшую с потолка. Мышелов понял, что его трюк удался.

Однако то ли он чем-то выдал свое удовлетворение, то ли Ивлис сама догадалась, что невольно попалась в ловушку: она пристально посмотрела на него, ее суеверного возбуждения как не бывало, а глаза снова сделались жесткими.

– Ты – мужчина! – внезапно бросила она. – Тебя подослал Слевьяс!

С этими словами Ивлис выдернула из волос длиннющую булавку и, метя ею в глаз Мышелову, бросилась на него. Он левой рукой схватил ее за кисть, а правой зажал рот. Схватка оказалась краткой и практически бесшумной благодаря толстому ковру, по которому катались соперники. Тщательно связав девицу длинными лоскутами шелковых драпировок и вставив ей в рот кляп, Мышелов притворил дверь на лестницу и открыл каменную панель, за которой, как он и ожидал, оказался узкий проход. Ивлис в неописуемой злобе сверкала глазами, тщетно пытаясь освободиться. Но пускаться в объяснения Мышелову было некогда. Подоткнув свои нелепые одежды, он подпрыгнул и схватился за верхний край лампы. Цепи выдержали. Мышелов подтянулся и заглянул внутрь лампы. В ней лежали светло-коричневый, усеянный самоцветами череп и косточки с драгоценными камнями на концах.

* * *

Верхняя чаша хрустальных водяных часов была уже почти пуста. Фафхрд флегматично наблюдал за сверкающими каплями, которые, наливаясь, падали в нижнюю чашу. Он сидел на полу спиной к стене.