– Годится, – сказал Слевьяс, тонко улыбнувшись с понятной одному ему иронией.

Его перо снова забегало по жесткому пергаменту.

* * *

Прислонившись спиной к стене, Серый Мышелов сидел в «Серебряном угре» за столом, залитым вином и покрытым разводами от донышек кружек, и нервно катал между пальцами один из рубинов, взятых им у мертвого Кроваса. В его небольшом кубке с вином, приправленным горькими травами, оставалась еще добрая половина. Мышелов то беспокойно осматривал полупустую комнату, то бросал взгляд на прорезанные высоко в стене четыре маленьких оконца, через которые внутрь тянуло холодным туманом. Несколько мгновений он пристально рассматривал толстого хозяина таверны в кожаном фартуке, уныло похрапывающего на табурете подле нескольких ступенек, ведших на улицу. Потом послушал вполуха бессвязное сонное бормотание двух солдат, сидевших у противоположной стены: вцепившись в объемистые кружки и чуть не упираясь друг в друга лбами, они в приступе хмельной откровенности толковали о разных древних военных хитростях и знаменитых походах.

Куда подевался Фафхрд? Верзила не должен был так опаздывать, да и с приходом Мышелова в «Серебряный угорь» свечи сгорели уже на полдюйма. Мышелов уже не веселился, припоминая наиболее опасные эпизоды своего бегства из Дома Вора: как он ринулся вверх по лестнице, как прыгал с крыши на крышу, как выиграл короткую схватку среди дымовых труб. Неужто ему придется снова отправляться в этот притон, где теперь полно ножей и открытых глаз, чтобы выручать своего товарища? Он прищелкнул пальцами, и зажатый между ними камень, высоко взлетев к прокопченному потолку, описал красную дугу, а Мышелов, словно ящерица муху, схватил его другой рукой. После этого он снова подозрительно уставился на расплывшуюся тушу трактирщика, спавшего с открытым ртом.

И тут краем глаза Мышелов увидел, что из туманного окошка к нему стремительно летит маленький стальной посланец. Он инстинктивно отскочил, но в этом не было нужды. Кинжал вонзился в стол в локте от Мышелова с другой стороны. Несколько долгих мгновений Мышелов стоял, готовый отпрыгнуть снова. Глухой стук воткнувшегося в стол кинжала не разбудил трактирщика и не потревожил солдат, один из которых тоже уже храпел. Протянув левую руку к кинжалу, Мышелов вытащил его из стола. Продолжая поглядывать на окна, он снял насаженную на клинок пергаментную трубочку и в несколько приемов прочитал корявые ланкмарские иероглифы. Послание гласило:

* * *

«Если завтра до полуночи ты не принесешь украшенный драгоценностями череп в комнату, которая принадлежала Кровасу, а теперь принадлежит Слевьясу, мы начнем убивать северянина».

* * *

И снова ночной туман вполз в Ланкмар. Все звуки стали приглушенными, вокруг горящих факелов появились дымные ореолы. Хотя полночь приближалась, город еще не спал: по улицам спешили домой лавочники и ремесленники, пьяницы радовались первому кубку, только что сошедшие на берег матросы строили глазки барышням у прилавков.

На улице, параллельной той, на которой стоял Дом Вора, и носившей название улицы Торговцев Шелком, толпа понемногу редела. Купцы уже закрывали свои лавки. Время от времени они обменивались шумными приветствиями, достойными деловых соперников, и задавали друг другу заковыристые вопросы относительно состояния дел. Некоторые с любопытством поглядывали на узкое каменное здание, над которым темной махиной нависал Дом Вора и из удлиненных верхних окон которого лился теплый свет. В этом доме жила со своею челядью и наемной охраной некая Ивлис, красивая рыжеволосая девица, иногда танцевавшая для сюзерена и пользующаяся всеобщим уважением, но вовсе не поэтому, а потому, что в городе поговаривали, будто она – любовница магистра Цеха Воров, которому торговцы шелком платили положенную дань. Однако в этот день пронесся слух, что прежний магистр умер и его место уже занял другой. Вот торговцы шелком и предполагали: не вышла ли Ивлис из фавора и не заперлась ли от страха у себя дома.

На улице появилась крошечная старушонка и медленно заковыляла от дома к дому, ощупывая кривой клюкой выбоины между склизкими булыжниками. Поскольку одета она была в черный плащ с капюшоном и почти сливалась с темным туманом, один из купцов чуть было не налетел на нее в потемках. Он помог ей обойти зловонную лужу и сочувственно заулыбался, когда она дрожащим голосом принялась сетовать на состояние улиц и на многочисленные опасности, подстерегающие старую женщину. Распрощавшись с купцом, она двинулась дальше, глуповато приговаривая: «Ну, пошли дальше, осталось уже немного, совсем немного. Но осторожно. Хрупки старые косточки, ой хрупки!»

Какой-то неотесанный подмастерье красильщика, проходя мимо, грубо толкнул старушку и, даже не взглянув, упала она или нет, пошел дальше. Но не успел он сделать и двух шагов, как получил прицельный и увесистый пинок пониже спины. Подмастерье неуклюже обернулся, но увидел лишь сгорбленную фигурку, которая семенила прочь, неуверенно постукивая палочкой по мостовой. С выпученными глазами и отвисшей челюстью подмастерье попятился, в замешательстве и не без суеверного изумления скребя в затылке. Позже, этим же вечером, он отдал половину жалованья своей престарелой матушке.

А старушка, остановившись у дома Ивлис, несколько раз глянула на освещенные окна, словно пребывая в сомнении и не доверяя слабому зрению, затем с трудом вскарабкалась по ступенькам к двери и тихонько поскреблась в нее клюкой. Подождав немного, она постучалась снова и крикнула капризным фальцетом:

– Впустите меня! Впустите же! Я принесла весть от богов обитательнице этого дома. Эй, вы там, впустите меня!

В конце концов в двери отворилось окошечко, и грубый низкий голос отозвался:

– Ступай своей дорогой, старая ведьма. Сегодня сюда не пускают.

Но старушка, не обращая на эти слова никакого внимания, упрямо твердила:

– Впустите меня, слышите? Я предсказываю будущее. На улице холодно, моя старая глотка вконец простыла от этого тумана. Впустите меня. Сегодня в полдень ко мне прилетела летучая мышь и поведала о том, что ждет обитательницу этого дома. Мои старые глаза видят тени еще не свершившегося. Впустите меня, слышите?

В окне над дверью показалась стройная женская фигурка и через несколько мгновений исчезла.

Перебранка между старушкой и стражником продолжалась. Внезапно с верхней площадки лестницы раздался мягкий хрипловатый голос:

– Можешь впустить вещунью в дом. Она ведь одна, да? Я поговорю с ней.

Дверь отворилась, хотя и не слишком широко, и фигурка в черном плаще проковыляла внутрь. Дверь была немедленно закрыта и заперта на засов.

Серый Мышелов оглядел стоявших в полумраке передней трех телохранителей – дюжих лбов, каждый из которых был вооружен двумя короткими мечами. Они явно не принадлежали к Цеху Воров и чувствовали себя не в своей тарелке. Держась за левый