29 сентября 1922 года из Петрограда в Штеттин отплыл пароход «Обер-бургомистр Хакен», на борту которого находилось около 70 представителей русской интеллигенции и членов их семей. Значительную часть депортационных списков составляли учёные-гуманитарии, в частности философы, поэтому весь процесс переселения «контрреволюционеров» за границу или в отдалённые районы советской России получил название «Философский пароход». Среди уезжавших были философы Николай Бердяев, Семён Франк, Сергей Трубецкой, Иван Ильин, Борис Вышеславцев, Александр Кизеветтер, Михаил Осоргин, Михаил Новиков, а также профессор МВТУ Всеволод Ясинский. 16 ноября по тому же маршруту отправился пароход «Пруссия», на котором принудительно уезжали из России философы Николай Лосский, Лев Карсавин, Иван Лапшин и ещё около 40 человек. 16 ноября отправился корабль «Пруссия», 18 декабря — итальянский пароход «Жанна» из Севастополя.

Больше половины из высланных во второй половине 1922 года «контрреволюционных элементов» составили люди гуманитарных профессий — педагоги, писатели, журналисты, экономисты, юристы. На пяти пароходных рейсах были высланы, по разным сведениям, от 228 до 272 «инакомыслящих» — профессора-философы Николай Бердяев, Сергей Булгаков, Михаил Осоргин, Питирим Сорокин, Сергей Трубецкой и ещё восемнадцать, а также писатели, журналисты, инженеры и другие деятели культуры, искусства и науки.

Но ещё до этой акции, то есть сразу после октябрьского переворота, из страны бежали наиболее прозорливые — Рахманинов, Прокофьев, Набоков, Бунин, Соколов-Микитов, Гиппиус, Мережковский, Бальмонт, Ремизов, Кандинский, Шаляпин, Цветаева, Шкловский, Берберова, Ходасевич, Шагал и менее знаменитые, но, возможно, не менее одарённые и талантливые. Кроме того, огромное количество профессионально образованных талантов ушли в эмиграцию с белым офицерством.

От Временного правительства, состоявшего из образованных министров, страна избавилась всего за несколько месяцев, сменив его на Совет Народных Комиссаров, половина которых не только высшего, а даже среднего образования не имела. Зато «железной метлой» и другими радикальными средствами этот Совет принялся гнать из страны «образованных», сделав этот термин ругательным.

А через сто лет читаем стихотворение Александра Городницкого «Последний пароход»:

Это стало теперь легендою, —

Год далёкий двадцать второй,

Уплывает интеллигенция,

Покидая советский строй.

Уезжают Бердяевы, Лосевы,

Бесполезные для страны:

Ни историки, ни философы

Революции не нужны.

Этой дальней командировкою

Заменяют им полный срок.

Над распахнутой мышеловкою

Пароходный кричит гудок.

Им даруется индульгенция.

Пролетарской страны позор,

Уплывает интеллигенция,

Изгоняется за бугор.

Не ежовы их ждут и берии,

Не расстрелы и не ГУЛАГ, —

Их, покуда живых, империя

Под чужой выпускает флаг.

То ли в Англию, то ли в Грецию,

Над пожитками хлопоча,

Уплывает интеллигенция,

С изволения Ильича.

Ну, а если кто опрометчиво

Не покинет свои дома,

Тем другие пути намечены —

Беломорье и Колыма.

Чем возиться с литературою,

Было б проще пустить в расход.

Провожают чекисты хмурые

Отплывающий пароход.

Огарёву вослед и Герцену,

На изгнанье обречена,

Уплывает интеллигенция,

Не заплачет по ней страна.

Скоро здесь, кроме мелкой сволочи,

Не останется ни души.

Помаши им вдогонку, Вовочка,

Обязательно помаши.

Депортация отдельных представителей интеллигенции продолжилась и в 1923 году. В начале года в Константинополь из Крыма прибыл философ, теолог и священник Православной церкви Сергей Булгаков, а в феврале из РСФСР был выслан его однофамилец, заведующий домом-музеем Льва Толстого и бывший член Помгола Валентин Булгаков.

Нарком просвещения Анатолий Луначарский в середине октября 1922 опубликовал в «Петроградской правде» программную статью, посвящённую интеллигенции. «С некоторым знаком минуса оцениваем мы ту часть интеллигенции, которая занимается абсолютно бесполезными, а порою прямо вредными специальностями. Сюда в значительной степени относятся очень многие общественники, философы и т. п. специалисты», — объяснял Луначарский необходимость как можно скорее избавиться от людей, чьи взгляды противоречит «зреющему пролетарскому мировоззрению».

— Нет, как вам это нравится? — не выдержал Аркадий. — Когда Ленин столько лет занимался философией, это было полезно. А теперь заниматься философией считается «абсолютно бесполезным делом». И посмотри, каких людей выслали!

Религиозный и политический философ Николай Бердяев семь раз номинировался на Нобелевскую премию по литературе. До высылки из страны в 1922 году активно участвовал в общественной жизни Серебряного века, став завсегдатаем литературных объединений Петербурга, печатался в журналах и сборниках вместе с А.Блоком, Д.Мережковским, В.Ивановым, Л.Шестовым, В.Брюсовым. Сам издавал журналы, собирал по вторникам единомышленников на домашние «мировоззренческие вечера».

Уже в то время его философские взгляды привлекают внимание выдающихся современников. Только В.Розанов напишет об одной из его книг 14 статей.

В первые годы советской власти, пользуясь покровительством Льва Каменева, делает карьеру: входит в руководство Московского союза писателей и даже некоторое время руководит им, основывает Вольную Академию философской культуры, избирается профессором Московского университета.

Получив от большевиков охранную грамоту на квартиру, библиотеку и собственную жизнь, тем не менее не желал иметь с ними ничего общего: «Большевизм есть рационалистическое безумие, мания окончательного регулирования жизни, опирающаяся на иррациональную народную стихию».

Дважды попадал в тюрьму, о чём рассказал в автобиографических записках «Самопознание»:

«Первый раз я был арестован в 1920 году в связи с делом так называемого Тактического центра, к которому никакого прямого отношения не имел. Но было арестовано много моих хороших знакомых. В результате был большой процесс, но я к нему привлечён не был».

Бердяев отметил особо, что во время этого ареста его допрашивали Феликс Дзержинский и Вацлав Менжинский. И далее:

«Некоторое время я жил сравнительно спокойно. Положение начало меняться с весны 22 года. Образовался антирелигиозный фронт, начались антирелигиозные преследования. Лето 22-го года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москвы-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий… Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за всё лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезён в тюрьму Чека, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе СССР я буду расстрелян… Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать, и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться… Я не думал, что изгнание моё продлится 25 лет. В отъезде было много мучительного…»

За границей приобрёл невероятную популярность за книгу «Новое Средневековье. Размышление о судьбе России и Европы», мгновенно переведённую на множество языков. Создал журнал «Путь», выходивший