Никаких теорий Камилла больше не оглашала, но, подозреваю, обдумывала их, поедая сэндвичи. Я заново обратил внимание на окружавшую нас тишину. В тропическом лесу должно быть множество звуков: крики птиц, жужжание насекомых, всякого рода шорохи. Здесь лишь пролетал порой одинокий москит да слышалось, как мы жуем. Это начинало действовать мне на нервы, и я — не столько из интереса, сколько чтобы прервать тишину — сказал:

— Это может кончиться самым естественным образом. Когда они истребят и съедят все живое, то попросту вымрут.

— Пауки — каннибалы, — заметила Камилла.

— Да, но замкнутая каннибальская экономика вряд ли долго просуществует.

— Она может продержаться, пока они, как я говорила, не научатся ловить рыбу. Тогда проблема питания отпадет, и ничто уже их не остановит.

— И как же они, по-вашему, наладят рыбную ловлю?

Она пожала плечами.

— Сообща многое можно сделать. Они сплетут крепкую сеть. Для начала, думаю, протянут ее через какой-нибудь мелкий ручей, прикрепив к камням. Поднимут в прилив, подождут отлива. Наловят креветок и мелкой рыбешки. Успех вдохновит их на новые достижения. Они захотят поймать крупную рыбу и будут изобретать способы ее ловли.

— Слушая вас, можно подумать, что они разумные существа.

— Как раз это меня и беспокоит. Они, конечно, не могут мыслить в нашем понимании, посредством мозга, но что-то наподобие разума у них есть. Научились же они как-то ловить насекомых в свою паутину и строить сложные паутинные конструкции, как делают их высшие виды. Шелк могут вырабатывать многие насекомые, но только пауки используют его как оружие и средство жизнеобеспечения. Не с помощью разума, как мы его понимаем, но что-то их направляет — иначе никак. И это относится к индивидуальным особям, а не к сообществу, которое мы здесь видим. Фактор совместной деятельности больше, чем простая сумма слагаемых. Чего, например, мог бы добиться один-единственный человек? Если эта направляющая сила побудила отдельных пауков создать средства для ловли насекомых, то движимая ей группа определенно может создать средства для ловли рыбы, если это необходимо. А беспокоит меня, насколько далеко это может зайти и что они еще создадут.

— Право же, вы преувеличиваете, — сказал я. — Наблюдаемый нами вывих развития имел место лишь потому, что на этом острове, по чистой случайности, сложились идеальные условия для жизни и размножения. Он будет продолжаться, пока не иссякнет питание, а потом угаснет. В истории были, думаю, сотни случаев, когда какой-то вид вымирал из-за собственной плодовитости.

— Надеюсь, что вы правы, — не слишком убежденно сказала Камилла.

Мы расчистили еще двадцать ярдов и вдруг, совершенно неожиданно, наткнулись на уже проложенную тропу.

Она шла с запада на восток, под прямым углом к нашей, и ей явно пользовались недавно. Мы стояли на ней, глядя то вправо, то влево.

— Робинзон Крузо и отпечаток ноги, — пробормотала Камилла. — Дети, кажется, говорили о…

Она не договорила. Из кустов впереди показались два коричневых лица и два нацеленных в нас копья.

Я покрепче сжал свой мачете. Копье, направленное на меня, шевельнулось, и голос сказал:

— Бросай.

Я медлил. Копье снова дрогнуло, и мы с Камиллой бросили наши орудия.

Позади зашуршало. Темные глянцевитые руки подобрали мачете и обыскали нас. Из кармана Камиллы достали револьвер Чарльза. Копейщики впереди ослабили хватку и вышли на открытое место.

На них были только набедренные повязки и обувь наподобие мокасин, но на ременных поясах висели мачете и два-три копья покороче. Самым примечательным был глянец их кожи — они блестели с ног до курчавых волос, будто отполированные. «Политура», которой они пользовались, издавала резкий, но не сказать чтобы неприятный запах.

Один, не опуская копья, протянул левую руку, и кто-то позади нас вложил в нее револьвер. Туземец вдел копье в петлю на поясе и стал изучать трофей. Убедившись, что барабан заряжен, он снял револьвер с предохранителя, навел на меня и указал им вправо.

Спорить не приходилось. Мы пошли по тропе на восток.

За первым поворотом голос сзади приказал:

— Стой.

Мы повиновались. У тропы лежало четыре мешка, сплетенные, похоже, из пальмовых листьев.

Позади шла какая-то дискуссия. Камилла пихнула меня локтем, обратив мое внимание на один из мешков. Мне показалось, что он колышется — внутри явно двигалось что-то. Шевелились и другие мешки.

— Что… — прошептал я, но тут дискуссия завершилась. Нам завели руки назад и связали крепко, хотя и не больно.

— Идти, — приказал тот же голос.

На ходу я оглянулся назад. Человек с револьвером шел сразу за нами, трое других вскинули на спину мешки — четвертый мешок остался на месте.

Я рассудил, что нам просто не повезло. Туземцы, идя по своей тропе, услышали, как мы рубим, скинули свою ношу и пошли посмотреть, в чем дело. Устроив простую засаду, они оставили одного человека охранять нас и продолжили прерванный путь на запад. Тревожило меня то, что нас самих вели в противоположную сторону, в страну пауков.

Примерно через четверть мили нам встретился их первый отряд. Он вышел из укрытия и быстро двинулся к нам.

— Стой, — скомандовал наш конвоир. Мы остановились. Пауки полезли вверх по нашим ногам и у колен, как всегда, отвалились. Конвоир проворчал что-то и сказал: — Идти.

— Сетка, — сказала, обернувшись, Камилла и помотала головой — она не могла опустить свою вуаль со связанными руками.

Туземец понял ее не сразу, но достаточно быстро. Он подошел и отцепил сетку с полей ее шляпы. Я заметил, что его пауки не трогают вовсе и разбегаются дюймах в пяти от его ступней — значит, масло, которым он натерт, помощней нашего инсектицида.

Заодно он отцепил мою сетку, и мы пошли дальше.

Пауки теперь попадались через каждые несколько ярдов. Дважды они сыпались сверху, с нависших ветвей — без сеток они облепили бы наши лица. Даже с сетками мы пережили пару неприятных моментов, пока они не свалились вниз.

Постепенно я понял, что эта дорога, как и та, по которой мы шли с пляжа, — старая тропа, недавно расчищенная. Компасом я воспользоваться не мог, но прикинул, что эта на несколько градусов ближе к северу, чем другая. Эта, кроме того, была первоначально шире и протореннее, поэтому и расчищать ее было легче.

По бокам от нее я стал замечать паутину. Отдельные нити очень скоро преобразились в подобия маленьких гамаков, перекинутых между ветками одного куста или между двумя кустами. Гамаки висели пучками, каждым из которых сообща владела группа, терпеливо поджидающая добычу. Напрасное, казалось бы, занятие в районе, где насекомых почти не осталось.