– Майор, не горячись. Я веду переговоры, чтобы тебе дали возможность высказать твою позицию президенту… Через город мы вас пропустим.

– Мудак… Один вагон я все же взорву.

Майор задумчиво смотрел на рельсы перед составом, он понимал, что до Москвы ему вряд ли дадут доехать. Пустят под откос. Но до этого еще было далеко. Во-первых, с ним по-прежнему находился в заложниках олигарх, во-вторых, сойди заминированный состав с рельсов, облако отравляющих веществ накроет огромную местность. И даже здесь, где народу живет негусто, жертвы придется считать тысячами.

* * *

– А дальше что делать будем? – спросил Раскупляев, дрожа от холода.

Бондарев пожал плечами. Он стоял, прижавшись спиной к стене вагона, глаза были прикрыты, руки опущены. Он прислушивался к движению поезда. Услышал несколько пронзительных гудков, последовавших через равный интервал один за другим, затем грохот. Поезд немного сбросил скорость, а затем вновь колеса застучали по стыкам рельс быстрее и быстрее.

– Что делать будем? – на этот раз уже нервно выкрикнул певец. – Что это было?

– Наверное, остановить хотели.

– Что, поезд?

– Да, – сказал Клим. – Но, судя по всему, на наших друзей «омеговцев» это не подействовало. Кстати, мой тебе совет: не вздумай стрелять здесь, в вагонах.

– Почему?

– А если на меня…

– Может, ты его и убьешь, может, лишь ранишь. То, что мы все отправимся на тот свет, это уж точно. В этих бочках не пиво, брат, достаточно одной дырочки, и мы покойники. Ты, наверное, видел, показывали вам в армии, как люди от нервно-паралитического газа умирают?

– Не помню, – ответил Николай.

– А я вот помню. Так что предупреждаю, за оружие хвататься лишь в случае самой крайней необходимости.

– И что, вот так и будем сидеть в этом вагоне?

Телефон в кармане куртки завибрировал, затем трижды пискнул.

– Вот сейчас нам скажут, – взглянув на вспыхнувшее окошко дисплея, произнес Бондарев, – все скажут, что и как делать, когда.

Он включил телефон и прижал к уху. Помощник президента вначале спросил, с кем разговаривает.

– Да со мной, – ответил Бондарев.

– У нас неприятности. Эти сумасшедшие решили взорвать поезд с отравляющими веществами.

– С нервно-паралитическим газом, – поправил помощника Бондарев.

– Ну да, согласен. Майор обещает в городе взорвать один из вагонов, если ему не обеспечат зеленый коридор до самой Москвы. – Бондарев хмыкнул. – Ваше мнение? Меня просили узнать, – добавил помощник президента.

– Если они обещали, то взорвут. Выхода у них нет. Чем сильнее напугают, тем власть покладистее будет. А требования какие? – поинтересовался Бондарев.

– С президентом хотят поговорить.

– И все? Так пусть бы поговорили.

– Нет-нет, Клим Владимирович, вы не поняли. Они хотят, чтобы президент и все силовики в отставку ушли.

– Вместо поздравления народу президент должен от власти отказаться?

– Вот именно. Таковы требования террористов.

– Что это за грохот был буквально несколько минут назад?

– Была совершена попытка остановить поезд. Перекрыли дорогу, но поезд не остановился.

– Ясное дело. Что ж, они хоть и потеряли голову, но не до такой же степени. Наивно было бы думать, что их теперь вообще что-нибудь остановить сможет, – Бондарев говорил негромко, почти шепотом, но знал, каждое слово, каждый звук его голоса хорошо различим.

– А вы что собираетесь делать, Клим Владимирович?

– Придется что-нибудь попробовать. Не сидеть же сложа руки, правильно я говорю? Кстати, со мной рядом Николай Раскупляев.

– Как себя ведет?

– Достойно.

Клим Бондарев отключил телефон.

– Ну, что, идем? – возбужденно спросил певец, стоя лицом по ходу поезда.

– Куда это ты собрался?

– Надо их остановить. Не сидеть же сложа руки?

Клим ухмыльнулся:

– Смелый мужик. Вот никогда не думал, что ты такой храбрец. Мне всегда почему-то казалось, что все певцы немного трусоватые.

– Я, конечно, тоже боюсь, но не сидеть же сложа руки!

– А за свою жизнь не страшно?

– Страшно, – признался Николай Раскупляев, – но двум смертям не бывать, а одной не миновать. Так что чего бояться?

– Это правильно, – сказал Клим, – нечего до расстрела умирать. Нам здесь сидеть придется, – и он быстро рассказал Николаю о планах террористов, потому что именно так, террористами, стали называть бойцов группы «Омега» люди, вовлеченные в борьбу с ними.

– Значит, будем ждать?

– Если они передумают, – Бондарев глянул на часы. – Посидим еще хотя бы полчаса. По их методике они должны себя застраховать от максимального количества возможных случайностей. Для того чтобы вагон взорвать, его заминировать надо, – задумчиво говорил Бондарев. – Вот ты, например, какой вагон минировать стал бы, если бы рвануть решил?

– Первый, – сказал, не задумываясь, Раскупляев.

– Правильно, но первый от конца, тот, который отцепить можно, – констатировал Клим, хотя ситуация для шуток, по разумению Николая, была неподходящей, – в нем мы и находимся.

Певцу стало страшно. Он находится в вагоне, заполненном бочками с нервно-паралитическим газом, и малейшее что – трещина на бочке, дырка, – и газ начнет заполнять вагон. И он умрет, любимец публики, человек, который мог собирать целые стадионы, умрет, никем не замеченный. Николая даже колотнуло.

– Что страшного? Это хорошо, – и тут же Бондарев подался вперед, схватил Николая, прижал к себе, прикрывая ладонью рот, зашептал на ухо: – Тихо. Слышишь? Я не ошибся. Сиди здесь, и без лишнего шума.

Клим тихо двинулся к люку. Он стоял на бочках, медленно приподнялся, глянул в щель. На предпоследнем вагоне, прячась от ветра, пригнувшись, стоял на коленях боец группы «Омега». На спине у него был квадратный ранец с широкими ремнями. «Омеговец» колдовал над миной. Он прилаживал ее возле люка.

Когда закончил, посмотрел в голову поезда, затем прижал к уху рацию:

– Да, да, у меня все в порядке.

– …

– На предпоследнем вагоне. Пару-тройку минут.

– …

– Холодно, конечно. Да мы же люди закаленные!

Повесив рацию, пригибаясь, пошатываясь, широко расставляя ноги, довольно ловко, как кот по обледенелой крыше, спецназовец двинулся к последнему вагону. Он легко перепрыгнул с вагона на вагон. Металл громыхнул так резко и неожиданно, что Раскупляев чуть не вскрикнул. То, что на последнем вагоне на люке нет пломбы, «омеговца» ничуть не смутило, он даже значения этому не придал, открыл его, и все.

«Омеговец» склонился над люком, опустился на колени, снял со спины ранец, уже не такой тяжелый, достал из него радиоуправляемую мину и стал прилаживать ее возле люка. Когда вспыхнул красный свет лампочки индикатора, спецназовец облегченно вздохнул.

По рации вызвал майора:

– Все, последняя активирована, стоит.

– Да, вижу. Возвращайся.

Бондарев слышал, стоя под люком, как запищала рация, которую «омеговец» засунул в нагрудный карман своего жилета.

«У меня над головой мина, и