Словно гигантские цикады, они мерились силами: у кого голос громче, а кто кричит дольше. Ятоу сказала, что из Нанкина в техникум тоже зачислили несколько человек, сейчас они уже должны быть на вокзале, с ними руководитель, вряд ли они опоздают. Сяохуань вытащила из прически свой пластмассовый гребень, разгладила Ятоу челку, прилипшую к потному лбу. И косы Ятоу ей не понравились, сняла с нее фуражку и села переплетать.

Дохэ взялась за вторую косу. Мать тянула голову Ятоу влево, тетя — вправо, Ятоу ворчала, что ей больно, а косы слишком тугие. Дохэ и Сяохуань не слушали, плели дальше. И хорошо, что тугие, с тугими косами Ятоу в поезде не придется причесываться, и наутро в училище их можно не распускать. Хорошо, если Ятоу проходит с этими косами целую неделю, целый месяц проходит, чтобы руки матери и тети, такие разные, тоже вошли в ее новую жизнь. Потом в письме Ятоу в самом деле вспомнит про свои косы: они держались на голове целых три дня, а на четвертый всем курсантам сделали одинаковые стрижечки.

Только успели заплести, как Ятоу вскрикнула и куда-то понеслась, перескакивая ловкими ножками через разлегшихся на полу людей. Она была уже у проходной калитки, когда Дохэ дернула Сяохуань за рукав: через боковую дверь на вокзал зашла группа девочек и мальчиков в одинаковой форме, такой же, каку Ятоу.

Сяохуань и Дохэ пробирались вперед следом за удалявшимся пятном цвета хаки, люди вокруг бранили их вместе с их предками до восьмого колена. Наконец Сяохуань протолкалась к той боковой двери, но ее уже закрыли. Через стекло было видно, как группа курсантов уходит к хвосту поезда. Сяохуань колотила в стеклянную дверь, пока не онемели руки. На шум пришел полицейский, спросил ее билет. Нет билета. Так чего тогда стучать? Уходите, уходите…

Дохэ кое-как оттащила Сяохуань от двери, казалось, та и на полицейского вот-вот набросится с кулаками.

Сяохуань упала на грязный пол, взмахнула руками, тяжело хлопнула себя по ляжкам и зарыдала. Так же рыдали когда-то и мать ее, и свекровь, но плач Сяохуань никого не тронул. С Нанкинского вокзала поезда расходились по всей стране, он давно привык к любым слезам.

Ятоу стала ответственной за пропагандистскую работу на курсе.

Ятоу с третьим по курсу результатом написала промежуточную контрольную.

Ятоу наконец получила отпуск и съездила на автобусе сфотографироваться в уездный центр за несколько десятков ли от училища. Ее лицо на карточке казалось еще разумней прежнего, но на домочадцев эта фотография почему-то навевала печаль.

Сяохуань с карточкой в руках выговаривала близнецам:

— Сестренка с самого рождения не такая, как вы. Маленькой посади ее носом к стене, она хоть три часа просидит и не пикнет. Вам бы у нее поучиться, ага?

Дахай, во всем согласный с матерью, глядел на сестрины верблюжьи глаза, глаза эти были точь-в-точь как у отца: и усталость в них, и улыбка.

Эрхай не слушал Сяохуань. Он все еще обижался на мать из-за Черныша.

Один Чжан Цзянь не находил себе места: неужели кончилась череда неудач? Ятоу — талисман, вернувший в семью счастье? Неужто он, Чжан Цзянь, вот так просто отделался?

От рабочих в цеху Чжан Цзянь узнал, что во время разбирательства ему помог Сяо Пэн. И полиции, и отделу безопасности он расписал Чжан Цзяня в самых лучших красках. На заводе Сяо Пэн теперь был секретарем комитета комсомола, и одно его доброе слово стоило сотни слов простых рабочих. Из его рассказа Чжан Цзянь получился добрым, слегка туповатым малым, любящим семью и друзей, презирающим деньги. Еще Сяо Пэн сказал, что каждый Новый год, и по лунному календарю, и по солнечному, они с Сяо Ши справляли дома у Чжан Цзяня, а сколько котелков с квашеными овощами вместе съели — не сосчитать, и как только мастер Чжан не разорился!

Но с того вечера Сяо Пэн ни разу не окликнул Чжан Цзяня, ни разу с ним не поздоровался. Однажды Чжан Цзянь увидел в бане под шкафчиком ключ от велосипедного замка, привязанный к перепачканному красному тросику. Он сразу узнал, чей это ключ. Отнес находку в общежитие, отдал соседу Сяо Пэна и просил сказать, что приглашает Сяо Пэна в гости выпить. Сяо Пэн не пришел.

Чжан Цзянь месяц за месяцем повторял свое приглашение, но даже вежливого отказа не дождался. И не слышал, чтобы у Сяо Пэна появилась женщина, — развелся ради Дохэ, а с тех пор ее даже не видел.

Однажды во время выступления партсекретаря на общезаводском собрании кто-то встал со своего места в первом ряду и, пригнувшись, пошел к боковому выходу из актового зала, нырнул за портьеру и там только выпрямил спину. Чжан Цзянь со своего восемнадцатого ряда узнал Сяо Пэна. Ему, значит, тоже осточертел партсекретарь со своими бесконечными словесами. Чжан Цзянь гадал: тайно ли, явно ли, но Сяо Пэн с ним заодно, так почему же оборвал старую дружбу, почему забыл дорогу к их дому?

Глава 10

В пять вечера по дороге шумным горным паводком катились велосипеды. С западной стороны от железнодорожных путей встречались потоки рабочих сталеплавильного и сталепрокатного заводов, а потом в их ряды вливались рабочие с завода листовой стали; велосипеды прокатывались по размягченному солнцем асфальту, и он на глазах проседал вниз. В камышовых канавах у путей царила засуха, и крабы, каждый величиной с пуговку, словно в бреду, выползали на асфальт, готовясь к великому переселению, и с треском лопались под колесами мчавшихся друг за другом велосипедов. Вскоре поток велосипедов спадал, дорога пустела, и крабы становились похожи на узор, выжженный на керамике: тонкие, изящные трещины на панцирях, клешни, так и не поразившие врага, глаза, по-прежнему обращенные к небесам.

Тацуру шла по свежему слою ископаемых панцирей. Ближе к жилому кварталу дорога начинала ветвиться множеством тропинок. Красный кирпич в зданиях давно перестал быть красным, и беленые когда-то балконы потеряли свою белизну. Новостройками эти дома в точности походили друг на друга, а обветшав, стали такими разными, что их уже невозможно было перепутать. В каждой квартире к балкону снаружи крепили большую доску, получался балкон на балконе — там стояли плошки с луком и чесноком, цветы, клетки с кроликами и голубями, гнилая мебель. В некоторых квартирах дети собирали макулатуру, и на внешней доске громоздились стопки старых газет, покрытые видавшими виды мешками из-под удобрений. В других семьях собирали пустые бутылки, и этот балкон шел под склад. Тацуру на