У поли береза стояла,

На тий берези зозуля кувала.

Зозуля берези питала:

«Чому ти, березо, не зелена?» —

«Ой, як же мини зеленою бути:

Пидо мною татары стояли,

Шабельками гильля обтинали,

Пидкивками землю трахтували,

Криничнои води добували,

В криштолови шклянки наливали,

Та свого башу наповали:

„Ой, ти башо, наш копитане!

Ходимо в темний луг за ляхами;

А тии ляшки зрадливи люде;

А як пиимаемо — шибениця буде!“»

Береза, по народному верованию, любимое дерево русалок; они любят качаться на березе.

На гряний недили

Русалки сидили…

Сидили русалки

На кривий берези.

К женским символам принадлежит лещина (орешник), встречаемая в песнях, хотя и не часто.

Зашумила лещинонька,

Заплакала дивчинонька.

Или:

Зеленая лещинонька вид сонця завъяла,

Невирная дружина свит завьязала.

В одной песне лещина противопоставляется дубу, который, сообразно своей постоянной символике, здесь ясно означает молодца.

Таки дуб, таки дуб, таки не лещина;

Прибував, ночував хлопець молодчина.

В козацкой песне молодец, уезжая в степь, говорит своим родным, что ему вымоют голову дожди, а расчешет лещина, иронически выражая ту мысль, что, лишенный попечения любимой женщины, он будет довольствоваться тем, что изображает женщину.

Мене, мати, змиють дожчи,

А висушать буйни витри,

А розчеше густая лещина —

О, тож моя любая дивчина!

Орех — символ приглашения к любви.

Вийду за ворота, роскушу оришок,

Роскушу оришок, та вийму ядерце:

Вийди, вийди, дивчино, потиш мое серце!

К разряду женских символов можно причислить и тополь. Есть песня о превращении в тополь женщины, заклятой злою свекровью в отсутствие сына. Возвратившись домой, сын спрашивает мать, куда она дела его жену. Мать отвечает: «Пошла пасти стадо в поле». Сын говорит: «Изъездил я Польшу и всю Украину, да не видал такого тополя, как у нас на поле. От ясного солнца не краснеет, от буйного ветра не чернеет (иначе: от буйного ветра не качается, от ясного солнца не окрашивается)». — «Возьми, сынок, острый топор, руби тонкий тополь в поле». Как ударил первый раз — дерево зашумело, ударил в другой — издало гул, похожий на человеческую речь, а как ударил в третий — оно проговорило: «Не руби меня, я — твоя милая. Это мать твоя так нам наделала: маленьких деток осиротила, тебя вдовцом сделала».

Мати сина та оженила

Молоду невистку та зненавидила.

Ой, послала мати сина в далеку дорогу,

Молоду невистку у поле до льону.

Випроважала та й заклинала:

«Не вибереш льону — не приходь до дому.

Та стань у поли тонкою тополею!»

Ой, приихав син з далекой дороги,

Та й поклонився матери в ноги.

«Матусю, матусю, де дила Марусю?» —

«Не схотила, синку, у доми робити,

Пишла у поле стадечка глядити». —

«Изъиздив я Польшу и всю Украину,

Та не бачив тополи, як на нашим поли:

Од ясного сонця не почорвоние,

Од буйного витру та не почорние

(Иначе:

Од буйного витру та не колихаеться,

Од ясного сонця та не викрашаеться)». —

«Ой, бери, синку, гострую сокиру,

Та рубай в поли тонкую билину».

Ой, перший раз цюкнув — вона зашумила,

Другий раз цюкнув — та загомонила,

Третий раз цюкнув — вона промовила:

«Не рубай мене, бо я твоя мила,

Се твоя матуся нам так поробила:

Маленький дити та посиротила,

Тебе, молодого, вдивцем нарядила».

Есть еще иная легенда о превращении женской личности в тополь. В некоторых местах Малороссии есть обычай «вести тополю», обыкновенно отправляемый на Троицыной неделе. Девицы избирают из среды своей подругу, привязывают ей поднятые вверх руки к палке и водят с припевами.

Стояла тополя край чистого поля.

Стий, тополенько, не розвивайсь,

Буйному витроньку не пиддавайсь!

Быть может, этот обычай в темной области мифологии окажется в связи с великорусскою березкою, но в малорусском народе соединяется с ним предание, что в тополь превратилась девушка, ожидавшая своего жениха в степи на могиле (на кургане). Только при таком значении делается понятным в припевах приглашение, обращенное к тополю: «Не развиваться!» Девицы как будто хотят удержать ее от превращения в дерево. Слова: «Не поддавайся буйному ветру» — заставляют предполагать, что, вероятно, силе ветра приписывалось самое превращение, как и теперь народное верование приписывает ветру всякого рода изменения с человеком. Достойно замечания, что и в других песнях встречаются сближения ветра и тополя. В галицкой песне поется, что буйные ветры веяли на тополь, но не свеяли с него листьев, пока не повеял восточный ветер; так точно много молодцов ухаживало за девицею, но никто ее не взял, пока не явился жених.

Една була тополонька в тим сади,

Една була дивчинонька в тим доми.

Буйнии витри вияли,

З тополи листу не звияли;

Аж восходовий витер повияв,

Уси хлопци за дивчиною вважали,

А дивчиноньки не взяли.

А Ивасенько як наважив,

То й дивчиноньку соби взяв.

В других песнях тополь является при разных положениях женской жизни. Напр., две девицы сопоставляются с двумя тополями:

Ой, у поли дви тополи одна другу перехилюе;

У городи дви дивчини — одна другу перепитуе.

Замужняя женщина говорит, что отец лелеял ее когда как белую тополь:

Кохав мене батько як билу тополю… —

и свое несчастное замужество сравнивает с рублением тополя:

Та було б не рубити билои тополи,

Було б не давати до тяжкой неволи.

Женщина, скучая в чужой стороне, жалуется, что ей не с кем побеседовать, а муж говорит ей, чтоб она пошла побеседовать к двум тополям. «Уже я ходила и говорила, — отвечает жена, — да ничего мне не сказал тополь, не развеселил моего сердца».

Чоловиче