антиэволюционизма в богословии. Конечно, мы могли бы при её рассмотрении последовать совету К. Буфеева, который писал: «…когда сегодня мы слышим о теориях эволюции, мы спокойно можем не замечать их, покуда эти языческие мудрования не имеют к Церкви никакого отношения» (1; 2).

Этому богослову, таким образом, до научного эволюционизма как будто нет никакого дела, но взялся он за развенчание эволюционизма исключительно потому, что он стал проникать и в богословие. Он писал после только что приведённых слов:

«Если бы в наше время не предлагалось бы масса разновидностей «православного эволюционизма», Церкви было бы легко откреститься от этой ложной философской концепции. Но вся беда в том, что сегодня многие христиане готовы признать за справедливое учение об эволюции вселенной, а эволюционисты весьма склонны объявлять себя смиренными христианами» (там же).

Мы тоже могли бы спокойно не замечать антиэволюционизм в богословии, поскольку рассчитывать на диалог, когда имеешь дело с церковниками, не приходится. Наши слова для них ровным счётом ничего не значат. Большинство из них сотни лет говорят об одном и том же, и переубедить их в чем-либо – затея бессмысленная. Но всё дело в том, что богословский антиэволюционизм – ярчайший пример инволюционного сознания, которое в вопросах, связанных с эволюцией, тянет людей в дремучую древность.

Более того, богословский антиэволюционизм время от времени выходит за пределы богословия и, тряхнув стариной, задиристо спорит с научной теорией эволюции, как бы анахронично это ни выглядело. Его представители прекрасно понимают, что научный эволюционизм и богословие – две вещи несовместные. Тот же К. Буфеев говорил в своей статье «Ересь эволюционизма»:

«…тема нашего труда, вынесенная в заглавие – «ересь эволюционизма» – будет актуальна до тех пор, пока не прекратятся попытки примерить и соединить чуждые и не совместимые между собой мировоззрения: веру в Божественное Откровение и веру в эволюционизм» (1; 3).

Научный эволюционизм, таким образом, и до сих пор не даёт священнослужителям покоя, хотя в науке он укрепил свои позиции ещё во второй половине XIX века. Не без оснований они видят в нём своего главного врага.

В 2000 году «Православное общество защиты и раскрытия святоотеческого учения о сотворении мира» выпустило сборник статей, который имеет название, шокирующее современного читателя своим воинственным мракобесием: «Шестоднев против эволюции» (2).

Шестоднев есть часть библейского «Бытия», где излагается миф о сотворении мира древнееврейским богом Яхве за шесть дней. Опираясь на сам Шестоднев и учения отцов церкви, живших в Средние века, авторы этого сборника, забыв о времени, в котором они живут, взялись за развенчание научного эволюционизма.

О средневековой воинственности их антисциентистского инволюционизма говорят уже названия статей, помещённых в данном сборнике: Ересь эволюционизма (Священник Константин Буфеев), Почему православный не может быть эволюционистом (Буфеев С. В.), Эволюционный миф и современная наука (Александр Хоменков), Ложь «православного эволюционизма» (Сергей Шубин).

Правда, в этом же сборнике помещены статьи, названия которых не выглядят столь воинственно, как приведённые выше: Методологические проблемы идеи развития (Священник Андрей Лоргус), Эволюционизм в свете православного учения (Священник Даниил Сысоев), Богословские аспекты проблемы согласования православного и эволюционного учений о происхождении человека (Максимов Ю. В.).

Тем не менее в целом этот сборник можно назвать манифестом современного православного антиэволюционизма. Наиболее яркая фигура среди его авторов – Константин Буфеев.

Разоблачая вслед за иеромонахом Серафимом (Роузом) антихристианскую сущность эволюционизма и объявив его мировоззрением языческим, К. Буфеев ставит перед единоверцами страшный вопрос:

«Может ли православный не быть креационистом?», т. е. может ли он не верить в то, что бог Яхве сотворил вселенную не за несколько миллиардов лет, а всего за шесть дней? Ответ очевиден. Конечно, не может. Если он откажется от «Бытия», где изложен миф о божественном миротворении, то он, естественно, станет еретиком. Таким, например, с точки зрения К. Буфеева, является дьякон Андрей Кураев, который осмелился подправлять Шестоднев соображениями, взятыми из научного эволюционизма.

Вот как пишет об этом еретике К. Буфеев: «Известный православный публицист дьякон Андрей Кураев уже не единожды высказывался как убеждённый эволюционист. По его мнению, «христианская традиция: склонна понимать «шесть дней» творения как шесть основных эпох возникновения мироздания. Вопрос о длительности этих «дней» считается не имеющим вероучительного характера». Между тем, в Православии, в отличие от протестантских кругов, под «христианской традицией» принято понимать традицию Святых Отцов. Мысль отца дьякона была бы убедительной, если бы подтверждалась мнением отцов Церкви. К сожалению, привести святоотеческих цитат о. Андрею не удаётся по той простой причине, что их просто нет. Как мы показали выше, церковное Предание всегда воспринимало Шестоднев достаточно буквально» (1; 27).

Ничего другого «церковному преданию» и не оставалось делать, добавлю я от себя, поскольку попытки научной модернизации учения о Шестодневе обречены на провал. С этой мыслью К. Буфеева нельзя не согласиться, который выразил её по-пушкински:

«Новейшее модернистское богословие полно неуклюжих попыток запрячь в одну повозку коня и трепетную лань – грубый языческий (как мы покажем ниже) по своей природе эволюционизм и изящное святоотеческое учение о шестидневном творении мира как деле рук Божиих» (1; 3).

Свою аргументацию против эволюционизма К.Буфеев начинает с утвержения о том, что эволюционизм вовсе не основывается на реальных фактах, а представляет собою не что иное, как одно из вероучений. Это надо понимать так, что в идею эволюции люди науки верят точно так же, как богословы верят в божественное творение мира.

Какой же аргумент против эволюционной теории выдвигает К. Буфеев? А вот какой: эволюцию, оказывается, никтоне видел. Не теряя твёрдости духа, он так излагает этот аргумент:

«Дело в том, что эволюции как таковой мы в мире не видим и никогда не видели. Ни один вид из другого на памяти человечества произведён не был. Равно как никто не наблюдал, чтобы живое произошло из неживого или разумное из неразумного» (там же).

Вот так К. Буфеев вместе с иеромонахом Серафимом уравняли верующего с учёным, а стало быть, религию с наукой. И в первой – вера, и в другой – вера. Видит, например, учёный поразительное сходство, имеющееся между человеком и обезьяной, и начинает проникаться верой в их общего предка. Почему верой?

Да потому, что его, этого предка, воочию-то никто не видел. Выходит, ничего, кроме веры, и здесь не остаётся. Чего же, спрашивается, религия и наука так долго враждовали друг с другом и до сих пор продолжают это делать?

Очевидно, не нашлось на них в подходящий момент Константина Буфеева. Он бы их представителям объяснил, что «вера в эволюцию (я цитирую) ничуть не более научна и обоснована, чем вера с