Перед мысленным взглядом образ смеющейся девочки со сверкающими синью глазами, сменялся плачущей от боли, скорчившейся у стены будущей лари. Выходя сегодня из комнаты матери, я поднял глаза к потолку, выполненному в виде морской волны. Благодаря осколкам зеркал в изгибах, с порога комнат майриме хорошо был виден коридор, в котором я стоял. Так кто тогда играл, мать, завравшаяся в конец, или Ираидала, гордо отказавшаяся тогда от помощи?

Гордость, что иногда просыпалась в ней, словно пробуждала скрытые до поры силы. И вместо потускневшего лица с вечно красными и опухшими от слёз глазами, я уже видел совсем другую девушку. Уверенную в себе и своих поступках, чьи глаза сверкали и резали сталью. Она словно удивлялась чему-то, увидев меня. Но в её голосе не было ни страха, ни неуверенности. Она знала, что за ней нет никакой вины, и мне не за что её упрекнуть. Только она уже не нуждалась в том, чтобы я это знал!

Рождённая в чужих землях, она не была связана клятвой крови! И то, что до этого склоняла голову, означало, что она склоняла её передо мной, только признавая над собой власть мужчины, которого считала своим. Оттого и звала повелителем её сердца. А в нашу последнюю встречу она не посчитала нужным лгать даже из вежливости. Я просто оман земли, на которой она стояла. Не её господин, не её мужчина, хоть она и родила от меня двоих детей. Она больше не признавала моей власти, и не собиралась этого скрывать.

Я вновь почувствовал себя семнадцатилетним сопляком, которому только предстоял первый самостоятельный поход на рубежи. Я ночами стоял над картами западных территорий, рассматривая обозначение крепости Галхур. Когда-то наш оплот на западе, эта крепость тогда уже была в руках врага на протяжении пары сотен лет. Долгих пять лет я добивался её возврата, тщательно готовя опору для наступления, исправляя ошибки предшественников. Иногда просто сквернословя, на чем только свет стоит, поминая и папу, и дедушку! Как можно не додуматься, не проверить, не увидеть...

И когда, пять лет спустя, мы окончательно отбили Галхур после жесточайших и изматывающих боёв, когда мы щедро полили кровью стены крепости, я нашёл какую-то тряпку красного цвета, потому что даже полковые знамёна пошли на перевязку, и именно её водрузил на флагшток крепости. То чувство триумфа до сих пор билось в груди. И, наверное, не было ничего, что могло бы с ним сравниться.

Вот и сейчас, словно стою над картой и смотрю на "свою крепость", которая вдруг решила, что больше не моя. Сейчас я был готов сражаться, как никогда. И пусть я совершенно, как оказалось, не знал своего противника. Сложность задачи меня никогда не отталкивала.

Утром я проснулся от того, что по комнате кто-то тихо шёл. Шелест юбок подсказал, что кто-то из наложниц. Чуть приоткрыл глаза и наблюдал сквозь ресницы, как Анаис подошла к столу, откинула крышку шкатулки с камнями и протянула к ним руку.

– Анаис! Что ты здесь делаешь? – резко сел на кровати я.

– Ах, господин, вы меня напугали. – Присела в поклоне она. – Я пришла пожелать вам доброго утра, ведь вчера нам не было даровано счастье встретить вас. А мы так ждали...

– И срочно придумывали для Марса очередную болезнь? Вы собирались врать до бесконечности? А когда я бы решил навестить сына, что бы вы делали? – накинул халат я.

– Простите, господин. Я виновата, я солгала вам. Но это была ложь во благо. Вы были ранены, а я не хотела вас лишний растревожить. – Пролепетала она.

– Я смотрю, ты хорошо знаешь дорогу до этой шкатулки. – Кивнул я в сторону своего стола.

– Ну что вы! Пока вас нет, комнаты закрыты, и ни у кого нет возможности сюда зайти. – Улыбается Анаис. – А вы уже решили в золото или в серебро будете оправлять эти камни?

– Наверное, в золото. – Отмахнулся я.

– В золото? – она радостно заулыбалась. – В золоте эти камни будут изумительно смотреться на смуглой коже.

– Ты сейчас на себя намекаешь? А ты думаешь, что после твоего вранья ты заслуживаешь подарков? – изумился я тому, что после таких заявлений ещё Далли обвиняли в том, что она наглая.

– Господин, спросите майриме! Она велела не тревожить вас упоминаниями этой выскочки, что всё никак не может уяснить своё место! – Анаис не отрывала взгляда от шкатулки, и я решил её закрыть.

– Анаис, вчера ночью, пока ты спала, мы выяснили, что всё, в чём обвиняли Ираидалу долгие годы, это наглая ложь. А её заслуги, приписывали совсем другим людям. Выяснение было громким, странно, что слуги тебе этого не рассказали. – Только теперь она подняла глаза на меня.

– Я не интересуюсь судьбой лари Ираидалы, мы с ней никогда не были дружны, и даже не пытались сделать вид. Между двумя женщинами, любящими одного мужчину дружба невозможна, мой господин. – Анаис опустила глаза, словно засмущавшись своего признания.

А вот Далли о своей любви всегда говорила, глядя прямо в глаза. Словно желала, чтобы я заглянул в самую душу.

– Тогда тем более, не тебе указывать лари Ираидале на её место, и что она может себе позволить делать, а что нет. И раз ты не знаешь, то я лично довожу до твоего сведения, что в этом дворце любое проявление неуважения к лари Ираидале будет караться без снисхождения! – предупредил я. – И напомню две вещи. Первое, если бы не Ираидала, то ты сейчас была бы простой наложницей, доживающей годы в трауре в старом дворце. Второе, в мои комнаты, наложницы приходят, только когда я их зову или в ночь лари. В следующий раз за подобное самоволие получишь ремней и ссылку на работы в нижний гарем.

– Но господин... – попыталась она что-то возразить.

– Смотрителя гарема сюда, живо! – приказал я, вытаскивая Анаис из своей комнаты, сжав её плечо.

– Я здесь господин! – начал кланяться ещё видимо не отошедший после вчерашнего евнух.

– Если ещё раз, хоть одна наложница без моего приглашения окажется в моей комнате, ты заплатишь головой. Проводите лари до её покоев! В мои комнаты без моего разрешения ни впускать никого. Ясно? – со злости хлопнул дверью и вылетел на балкон.

Решение разогнать весь гарем становилось всё более привлекательным и верным. Посмотрел в сторону гавани и замер.

В гавань заходил корабль под алыми парусами. Императорский гонец. На пирсе началась суматоха, глазастые мальчишки сорвались со своих насестов и побежали в разные стороны. Новость о том, что император отправил корабль за взбунтовавшейся лари, секретом ни для кого не была.

Пока корабль швартовался на пирсе показалась матушка Вали́, старшие кварталов. Да и простых жителей собиралась приличная толпа. Вдруг, не дожидаясь, когда опустят трап, через борт корабля перемахнула здоровенная зверюга. Гронх! Но опасный зверь уселся на пирсе, развернувшись мордой к кораблю и стал ждать.

Наконец-то край трапа ударился о камни пирса. От непонятного волнения я сжал край балюстрады. По трапу шёл конь черной масти. Знакомый жеребец. А за его шею держалась девушка, казавшаяся отсюда ещё миниатюрнее. Ветер заигрался в снежно-белых прядях. Матушка Вали́ поспешила обнять прибывшую.