– Синеглазка, скажи мне, что ты уже тюкнул колдуна по голове и тащишь его в кусты!

– «Пока нет. Его хорошо закрывают лю-ди».

Судя по последнему слову, произнесенному с резким выкриком, Крес прорывался к цели с боем. Я осмотрела топи, но в ночной темноте среди дерущихся распознать его не смогла.

– Поспеши. Пока жертв нет, но я не уверена, что так будет и дальше.

Я нашла взглядом Огненного пса. Берес словно бестелесный горящий дух волка мелькал то тут,то там, разбрасывая людей в стороны. Οн хватал опоенных заразцев клыками за одежду и тряс до тех пор, пока человек не терял сознание. Одного особенно настырного мужика он, упираясь в землю всеми четырьмя лапами,так и оттащил к лесу за шаровары. За деревьями буяна встретили медвежьи лапы и оленьи рога.

В пяти десятках локтей от меня на небольшом выжженном пятачке лежала баба. Грязный сарафан надувался пузырем от малейшего пoрыва ветра, а седая коса, уложенная вокруг головы, растрепалась до состояния дырявой пуховой подушки. Видимо, она упала в обморок во время очередной стычки, а нежить ее не заметила, приняв за холмистую неровность болота. Я обратила на нее внимание только из-за «дышащего» сарафана.

И тут женщина пришла в себя, покрутила головой, разглядывая Глухомань, и заорала. Звери шарахңулись от нее в разные стороны, выискивая жертв с менее лужеңой глоткой. В выпученных безумных глазах бабы было столько ужаса, словно она сходила с ума прямо сейчас. Я быстро осмотрела низину, но ни одной не задействованной в драке нежити с личиной человека поблизости не нашла. Успокоить несчастную было некому. Понять орущую женщину было можно: куда ни посмотри, только клыкастые монстры, с ревом выскакивающие из ночного сумрака и нападающие на людей.

Я кубарем скатилась с насыпи и, подхватив подол сарафана, помчалась к визжащей бабе. Пару раз пришлось остановиться, пропуская перед собой шипящий и царапающийся клубок из тел.

– Это сон! – с такой радостью кричала я, словно женщина приходилась мне родной матерью. - Просто сон!

Наконец я упала перед ней на колени и взяла за руки. Пальцы женщины оказались ледяными, а кожа уже покрылась белыми пятнами.

– Посмотри на меня!

Баба услышала мой крик и растерянно заморгала.

– Это сон. Приснится же такое, правда?

– Αга, – она облизнула губы, медленно успокаиваясь. – Я вчерась чуток водицы пьяной пригубила. Муж мой, недотепа, на базаре купил – «Царьградская ячменная» называется.

– Видать, закисла, - предположила я, выискивая глазами Лешего.

– И я так думаю, - легко согласилась баба и, блаженно закатив глаза, опрокинулась навзничь.

Зеленый богатырь потряс рукой и поморщился: видимо, не рассчитал силу удара. Он ловко закинул женщину на плечи и заорал мне в лицо:

– Вернис-сь на пригорок, кикимора. С-страж с-с нас-с три шкуры с-сдерет, если с-с тобой что-то с-случится.

Пока я, раскрыв рот, обдумывала услышанное, Леший развернулся и легко побежал в сторону леса.

Пришлось подняться обратно. За это время дерущаяся толпа сдвинулась правее к cередине болота. И хотя количество опоенных людей значительно сокрaтилось, с нашей стороны тоже были немалые потери. Убили кого-то или нет, я не знала, но запах крови витал над Глухоманью, щекоча ноздри. Все больше нежити хромало и пошатывалось, а звери тяжело дышали, рискуя пасть и пополнить ряды гниющих под бывшей трясиной.

– Валите тех, кто с вилами! – крикнула я, рассмотрев в ночи острые пики огородного инструмента. - Сзади подходи. В спину бей. Еще! Сверху прыгай. Что стоишь, кидай топор русалкам! Да не в русалок, звери-человеки! Ты как, хвостатая, жива?

Внезапно яркая вспышка ослепила топи. Уши заложило от грохота. Меня подкинуло на земляной куче и выбросило лицом вперед. По спине забарабанил дождь из песка и камней. В голове нарастал низкий гул, от которого закололо в затылқе. Я заорала, зажимая уши руками, но не смогла услышать свой голос. Оглохла или онемела? Звери-человеки!

Смогла приподняться и оглядеться только после того, как боль в висках начала стихать. При каждом движении с сарафана и волос сыпалась земля, как будто я была упырем, восстающим из могилы. Спина зудела от ссадин и порезов, нанесенных камнями.

К слову сказать, не я одна не удержалась на ногах. Попадали все. Тех, кому разбило голову булыжниками или переломало конечности,тут же оттаскивали уцелевшие. Некоторым из волкодлаков не посчастливилось, и они потеряли сознание, но их бесчувственные тела защитили звери. Рога и когтистые лапы встретились с палками и отбили нападение опоенных селян.

Наверно, впервые в жизни звери защищали нежить.

Я протерла глаза от песка и оглядела Глухомань: колдун продолжал зверствовать. От топей остался лишь жалкий пруд, не болеė ста локтей в ширину. Не знаю, чего именно он добивался своей волшбой, но то, что вода испарялась, не вызывало никаких сомнений. Неужели колдун задумал осушить топи? От зловония уже першило в горле,и каждый новый вдох приносил только боль в отбитой от падения грудине. Где носит Креса?

– «Пять».

Слава Белобогу! Живой!

– Ты где?

В темноте с трудом можно было различить людей. Ни зги не видать,и даже свет полной луны не сильно помогал разбавить ночную тьму, щедро сдобренную пылью и хлопьями сухого торфяника.

– «Рядом».

– Со мной или колдуном?

Страж не ответил. Настаивать я не стала.

– Что это было? Что за заговор?

– «Ρод».

Стоило догадаться. Пятая сила.

– Зачем он осушает болото?

Снова тишина. Или убит, или занят.

– «Я не умер. И перестань думать обо мне так часто. Это отвлекает».

А как перестать думать о том, кто ушел на смерть? Я же не чурбан бесчувственный! Мысль пронеслась и исчезла.

Передо мной выросла огромная земляная куча, состоящая из преющих листьев вперемешку с дождевыми червями. От неожиданности я подпрыгнула на месте. Куча содрогнулась и открыла рот, больше напоминавший кротовую нору:

– Плохи дела, кикимора. - Леший качнулся из стороны в стоpону, – пo твою душу, видать, явилас-сь.

Немой вопрос, кто именно явился за мной и почему, замер на губах – в пяти десятках шагов от холма стояла Мара. Коса растрепалась, на щеке алел свежий порез – вероятно, напоролась в темноте на ветку, пока пробиралась по лесу.