Зато уборную он любил. Сейчас он пойдет в уборную! Конечно, он один, и ему немного страшно, но в то же время он был счастлив возможности пойти в уборную, когда хочется. И когда нужно. Он тихонько подошел и открыл дверь. Там пахло всем тем же, чем и всегда. Он сел над ямой и выглянул в открытую дверь. Если наклониться вперед и посмотреть в одну сторону, можно увидеть край амбара. Он чуть темнее темноты. Почти черный. Днем он обычно красный.

Сейчас оттуда доносились какие-то звуки.

Схватка

Мирко всегда нравился этот свет на небе. Венера, появляющаяся прямо перед восходом солнца. Сейчас утренняя звезда лежала у него в руке и казалась слишком тяжелой. Надо придумать, где спрятать ее по дороге домой. Или закопать. Захоронить утреннюю звезду? При этой мысли он покачал головой.

Ему бы поговорить с Даникой, но сейчас неподходящий момент. Сейчас всего было слишком много; ему нужно пойти домой и собраться с мыслями. Мучительно было знать, что Леон проснется в одиночестве. Но что-то подсказывало, впрочем, что Леон привык. Это ранило его, как нож в сердце.

Он мог бы пойти снова вдоль амбара и позади уборной, но вместо этого неуверенно вышел на двор и посмотрел на дом. Свет в окнах не горел. Они внутри, спят. Мирко снова подумал, там ли хозяин медведя, раз его фургон стоит в амбаре. Может, это знакомый Карла, заехавший с ночевкой… два отвратительных великана и Даника. И все-таки он склонялся к мысли, что это теперь медведь Карла. Фургон Карла. Моргенштерн Карла.

Тогда ему было бы легче его ненавидеть.

Какая-то сила тянула Мирко к окну спальни, он должен был заглянуть внутрь. Он подошел настолько бесшумно, насколько мог, не зажигая фонарь. Все это время он сжимал в руке свое оружие. Оно отчасти придавало чувство безопасности. Голыми кулаками он ничего не умел, да и зачем пускать их в ход? Он вовсе не собирался драться. У него никогда не будет шанса против такого, как Карл. Как бы ни хотелось ему, чтобы этот мужчина умер. Исчез.

Между занавесями была щель, но в темноте спальни ничего нельзя было разглядеть. Мирко испытал странное облегчение, отходя от окна. Увидь он, как Даника занимается любовью с Карлом, он бы упал замертво, подумал он. А вдруг Карл груб с ней? Этой мысли он выдержать не мог. В то же время, уж лучше так, чем если Карл с ней и ей это нравится.

Тут он услышал звук.

Даника что-то кричала. Слов было не разобрать. Мирко замер и прислушался. Он снова ее услышал. Теперь и глубокий голос Карла. Им хорошо? Нет, они ссорятся. Кажется, она просит его отпустить.

Может, все же все хорошо.

Точно что-то не так, ее голос звучал резко. Звуки доносились издалека, не из спальни. Может быть, из гостиной, она на другом конце дома. Или из кухни?

Мирко побежал к кухонной двери и приложил к ней ухо. Звуки все еще казались отдаленными, но они не исчезли, и Даника явно в беде. Он бесшумно отворил дверь. И вот он стоит перед открытой дверью. С моргенштерном в руке.

Я не могу, думает он. Я не могу зайти с оружием. И все же он взял его с собой.

В доме темно. Он пошел по кухне в коридор навстречу звукам. Повсюду висел почти удушающий запах алкоголя. В гостиной лежала перевернутая лампа, вся мебель сдвинута, словно кто-то пытался перегородить проход. Перевернутая скамейка лежала, растопырив кривые ножки, как неудачливый жук.

Дверь на маленькую террасу и в поле открыта нараспашку. Звуки доносились оттуда. Мирко подбежал к двери и выглянул. Что-то там было. Что-то светлое перемещалось в картофельном поле. Даника в белой ночной сорочке.

Он поставил фонарь за дверью. Незачем привлекать к себе внимание. К тому же он предпочитал держать моргенштерн обеими руками.

Даника металась из стороны в сторону в темноте поля.

Она кричала. В неясном потоке Мирко разобрал несколько слов. Нет, Карл, нет.

Карл почти сливался с темнотой, все же можно было угадать черную тень, двигающуюся вслед за светлым силуэтом. Казалось, они кружатся друг вокруг друга, одновременно удаляясь от дома. Он то и дело загораживал собой Данику, как облако наползает на небесное тело.

Мирко не раздумывал, не медлил. Он выбежал из двери, сбежал с террасы, через маленький запущенный сад и в поле между рядами картофеля. Белые цветы бледно светились, как сорочка вдалеке. Он бежал по тропинкам, созданным рядами картофеля.

Земля была твердой как камень, ударяла по подошве как электрические разряды. Руками он прижимал к себе моргенштерн. Больше ему не за что было цепляться, даже за остатки храбрости. Им двигала не храбрость. Скорее отчаяние. Он хотел ее спасти.

Даника и Карл все дальше уходили в поле, а Мирко бежал следом, хотя внутри у него все замерло. Кроме сердца. Сердце выпрыгивало из груди.

Приблизившись, он увидел, что Даника передвигается с трудом. Карл ее уже избил.

Вот изверг.

– КАРЛ! – крикнул он.

Попытался крикнуть.

Слово выбралось из губ страшненьким калекой, с тощими согласными и тихими гласными. Едва ли это можно было назвать звуками.

Они его не услышали.

– Нет, Карл, нет. Не надо. Дай мне объяснить, – голос Даники звучал пронзительно и надрывно.

– Так я тебе и поверил!

– Подумай о Леоне! Ему нужна мама.

– Какая мама? Его мама – шлюха!

– Нет, нет… все не так.

– Так. От тебя воняет шлюхой. Там многие были! Я знаю. Я слышал. Твои вылазки… и письмо Мирко. Думаешь, я ничего не знал?

Они остановились, Мирко тоже остановился на некотором расстоянии от них. Его сердце не могло заглушить их голоса. Он слышал каждое сказанное слово. Карл прочитал письмо!

– Но не было ведь… ты неправильно понял!

– Разрази меня гром, Даника. Черт! И это благодарность? Я тут вкалываю на тебя, а ты развлекаешься с другими.

– Нет, Карл, послушай.

– Еще и Мирко. Черт побери, ты даже с МИРКО спала.

Они стояли лицом к лицу, оба боком к Мирко. Никто из них его не заметил. Он слышал их дыхание, она сухо хватала ртом воздух, Карл почти стонал. Он словно стал свидетелем того, как человек идет в жерло вулкана, и не мог его остановить. Скоро Карл начнет плеваться огнем и лавой и наверняка убивать.

– Ты этим даже с животными занимаешься! – в ярости кричал он. – Чертова потаскушка, все тебе мало! – В этот момент он