Он склонился над ней, хмурясь:

– Ты себя хорошо чувствуешь? Ответь мне, Люси.

Она посмотрела на него осуждающе:

– А не вредно ли это для нашего здоровья?

Голос был вялый и сонный. Может, она еще продолжает спать?

– Для нашего здоровья? Как это?

– Мы слишком часто… – пробормотала Люси и потянула на себя простыню. – Ты сказал, порой связь может продлиться дольше, чтобы утолить желание.

– Было такое.

– И как долго? Сколько ночей?

Он чуть отодвинулся:

– Необычный вопрос.

Люси смотрела в потолок, скрестив руки на груди с девичьей стыдливостью. Прошлой ночью она отбросила всякий стыд – оседлала Тристана и скакала на нем так, словно от этого зависела ее жизнь. Его член налился жаром при одном воспоминании об этом.

– Желание… – прошептала она. – Желание не проходит. Только не вздумай хвастаться.

– Прошло не так много времени, – ответил он, как ни странно, вовсе не собираясь хвастаться. Он ощущал смесь желания и тревоги. Тут Люси права – потребность совокупляться не утихала. Если на то пошло, она становилась сильнее, и для Тристана это тоже было внове. Он старался игнорировать эту потребность изо всех сил.

– Двенадцать, – сказала она. – Прошло двенадцать дней.

– Вот кто из нас считает. – Тристан переплел ее пальцы со своими, поднес руку Люси к своим губам и смачно всосал мизинец в горячий рот.

Люси пискнула. За закрытыми дверями она была полна таких вот негромких звуков – сдержанных, страстных и не циничных; все они интриговали. Только не в те секунды, когда плавилась в его руках. Тогда она молчала. Даже прошлой ночью, когда он только что не рычал от удовольствия. Люси сдерживалась – или поступала вопреки себе, – и это его задевало; впрочем, Тристан следил за собой и не высказывал мысли вслух. Однако должны быть причины – почему самая искренняя из известных ему женщин любит молча?

Он отпустил ее руку и произнес:

– Я не был с тобой честен.

Она немедленно напряглась:

– Как?

– Некоторые желания нельзя просто так удовлетворить сексом.

– О-о…

– Вероятно, у нас тяжелый случай. Существует голод, который исчезнет, только если ты его подавишь. Утолять его – значит лишь усиливать.

Люси молча обдумала ответ, затем оставила Тристана нежиться в постели и направилась к умывальнику в углу.

«Эта комната для нее не подходит», – подумал Тристан, глядя, как она осторожно пробирается через тесную каморку и вытирается полотенцем, полинявшим от множества стирок. Если бы уложить ее в более роскошную постель… приличную хозяйскую постель в сельском доме, лучше всего в своем собственном, с прислугой, которая приносит завтрак на подносе. Обычно Люси просыпается голодной.

Узнав ее получше, он догадывался, что Люси предпочтет не шелковые простыни, а чтобы он честно рассказал о своей личной ситуации. Честность – вот ее второе правило. И возможно, честно было бы признаться в намерениях отца женить его на кузине Сесиль и в собственных попытках совершить бросок в Индию вместе с матерью, чтобы раз и навсегда избавиться от тирании Рочестера. Но с чего начать? Двенадцать дней назад – и даже неделю назад! – это была его личная авантюра, не имевшая к Люси никакого отношения. Тристан не мог точно сказать, когда они пересекли черту, и начинал подозревать: если он все расскажет Люси сейчас, она почувствует себя обманутой и возненавидит его. Он только понимал инстинктивно: черту они уже пересекли. И он совсем не желает, чтобы Люси его возненавидела.

Люси закончила чистить перышки, и Тристана охватило беспокойство – ее прелести постепенно исчезали под слоями одежды.

– Завтра я не приду, – сообщила она, застегивая жакет.

Тристан почувствовал укол разочарования, однако ответил кивком – она не обязана объяснять, почему не хочет его видеть. Черт, да ведь он только что произнес маленькую речь и растолковал ей все причины, по которым нужно подавить желание.

Тем не менее Люси медлила, собираясь что-то добавить, и он ободряюще подмигнул.

– Вероятно, я буду неважно себя чувствовать, – выдавила она из себя, покраснев.

Ему понадобилась секунда, чтобы переварить услышанное, так как тема разговора была не из тех, которые принято обсуждать между мужчиной и женщиной. Все же необычно и трогательно, что Люси предпочла затронуть столь интимный вопрос, а не оставила его в недоумении насчет своих планов.

Он откашлялся и произнес:

– Значит, мы не увидимся примерно в течение недели.

Люси кивнула и повернулась к небольшому зеркалу, чтобы навести последний лоск. Через минуту она уйдет. И он не увидит ее. Целую неделю.

– Извини, что спрашиваю, но в течение дня ты тоже будешь неважно себя чувствовать?

Люси обернулась, все еще пунцовая:

– Что ты имеешь в виду?

– Я бы хотел пригласить тебя на прогулку.

Она смущенно опустила глаза:

– Прогулка – это просто прогулка?

– Никаких «просто». Прогулка со мной – впечатляющее событие.

Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Давай покатаемся на лодке. Послезавтра, – предложил Тристан.

Глаза Люси вспыхнули от радости, на миг превратившись из серых в серебристые, однако затем она покачала головой:

– Нас увидят.

– Не увидят, если я увезу тебя выше по течению. К западу от «Леди-Маргарет-Холла» нет никого, кроме коров и кроликов.

Идея привела Люси в восторг, хотя она не была уверена, что ей этот восторг нравится. На лице отразилась борьба.

– Устроим пикник, – непринужденно сказал Тристан. – Сейчас самый сезон для пирожных с клубникой.

Люси закусила нижнюю губу, явно разрываясь на части. Тристан понял, что выиграл. Он даже не попытался скрыть ухмылку. Люси во многих смыслах так же ненасытна, как и он сам.