Шрифт:
Закладка:
Гермионе не нравилось, как на меня смотрели француженки из-за стола Рейвенкло, мне не нравилось, как на неё смотрели болгары из-за стола Слизерина, а Уизли не нравилось, что на него совершенно не смотрел Крам. Но больше всего раздражали кидаемые на меня взгляды одной француженки. Непонятно было, что она хочет. Такое чувство, что она облизывается и взглядом пожирает. Только не ясно, то ли меня пожирает, то ли буйабес в моей тарелке, то ли всю композицию разом. Просто сейчас у меня отключена моя эмпатия, чтобы я хотя бы мог поужинать с комфортом, да и не «дотянусь» я до неё.
Тем временем Рон Уизли прошел точку кипения своего возмущения и недопонимания своих душевных порывов. Лонгботтом его молча проигнорировал, девчонки старались не замечать и отворачивались, а доколупаться до кого-нибудь, чтобы его выслушали, Уизли очень хотелось. И он, почему-то, выбрал своей целью меня, хотя давно уже знал и прочувствовал на своей веснушчатой морде, что беспокоить меня чревато определенными неприятностями с непредсказуемыми травмами различной степени тяжести. Видимо, по привычке решил докопаться.
— Как ты можешь такое есть, Поттер? — брезгливо скривившись, спросил он. — Это же суп с какими то улитками! И я слышал, что французы ещё и жаб едят. Может они и в твоём супе есть?
Я с удивлением на него посмотрел, тоскливо вздохнул и отложил ложку, которой со вкусом до этого орудовал.
— Во-первых, Уизли, — здесь нет улиток, а только устрицы и креветки. Во- вторых — это очень вкусно. В-третьих — это полезно для мозгов, что тебе, Уизли, не светит даже в перспективе. Чтобы немного поумнеть, такой супчик тебе нужно есть каждый день на завтрак, обед и ужин, лет так сорок подряд. И, наконец, в-четвёртых — ты хотя бы поинтересуйся, что сам сейчас ешь.
— А что не так? — удивлённо спросил он, даже не прореагировав на мою издевательскую и поучительную речь.
Я покосился на тарелку Рона, в которой лежал недоеденный черный пудинг — национальное английское блюдо. Ничего не имею против кровяной колбасы, особенно если она сделана по русскому рецепту: с гречкой, чесноком и луком. А вот с овсянкой… Это блюдо у меня проходит по разряду грязных извращений и издевательств над вкусовыми рецепторами.
— Да так, всё нормально. Но вот то, что ты сейчас ешь, французы считают отвратительным блюдом. Да и вообще, осуждать чужие вкусовые пристрастия и критиковать национальную кухню народов, чьи представители сейчас здесь присутствуют, — некультурно и оскорбительно, Уизли. Хотя, зачем я это говорю? Тебе же всё равно плевать на всех, кроме тебя самого, Уизли. И будь так добр, свали от меня подальше и не порти аппетит своими стонами сексуально неудовлетворённого упыря. Или иди к Краму приставай. Ты ведь его так любишь.
Раньше я думал, что Рон притворяется «недалёким» магом, но сейчас, благодаря эмпатии, до меня наконец дошло, что он действительно тупой. Мою откровенную издёвку и прямое оскорбление он даже не заметил и никак не отреагировал, а лишь грозно с суровым видом хмурился, не понимая почему все вокруг с красными лицами хихикают и отводят взгляд. Даже жалко его немного стало, ведь в голове у него… безнадёга…
А вот когда заработала моя эмпатия, тогда уже стал хмуриться я. Почему-то только сейчас стал понимать Дамблдора, когда в его тщательно выверенные планы вторгался неучтённый фактор и рушил оные планы в бездну. А теперь этих факторов и у меня прибавилось. Давно для себя в уме составил портреты и проанализировал, кто кем и кому является в Хогвартсе. Кого следует избегать, кого игнорировать, кому по возможности помогать или с кем враждовать по причине полной антипатии. Сейчас же, сюда завалилась целая толпа незнакомых личностей, с которыми неизвестно как себя вести, стоит ли опасаться, а составить их психологический и эмоциональный портрет — есть первейшая задача на ближайшие дни. Ближайшие дни у меня и без этого всего будут насыщенные, если только какая-нибудь падла не вмешается и не порушит мои планы к Мордредовой бабушке.
Краем глаза я всё же следил за окружающей обстановкой и заметил за столом преподавателей нарастающую суету и оживленные разговоры.
Смотреть на лучащегося позитивом и добродушием Дамблдора было противно до отвращения. Столько «елея и патоки» он пролил в своих приветственных речах, что я очень хотел запить это всё самым горьким и крепким кофе, чтобы избавиться от медового привкуса у себя во рту.
— Подошёл долгожданный час! — сказал Дамблдор, улыбаясь множеству глядевших на него лиц. — Турнир Трёх Волшебников откроется с минуты на минуту. Я бы хотел сказать вам несколько слов, перед тем, как мы внесём в зал сундук…
В Большой Зал вошёл Филч, неся в руках перед собой небольшой сундучок-шкатулку до невозможности украшенную драгоценными камнями, и последовал по центральному проходу прямиком к столам преподавателей. С непроницаемым и пофигистичным выражением на лице поставил дорогостоящую коробку перед Дамблдором и ретировался на свое постоянное место дислокации — в тень колонны около северного коридора.
Мне до зуда хотелось посмотреть поближе на Кубок Огня. Об исследовании подобного артефакта я могу и не мечтать. Хоть я постоянно и изучаю свою мантию-невидимку, но мне всё равно не хватает статистических данных. Божественный артефакт у меня только в единичном экземпляре, а мне бы хотелось расширить свою коллекцию по чисто профессиональным, а не меркантильным интересам.
Дамблдор продолжил распинаться и дошел до представления судейской коллегии, которой предстоит судить Турнир Трёх Волшебников. Он представил уже знакомых мне Бэгмана и Крауча старшего, а затем официально представил и директоров Шармбатона и Дурмстранга.
… — Как вам уже известно, в турнире будут принимать участие три Чемпиона, — невозмутимо продолжал Дамблдор, — по одному из каждой школы. За каждое задание Чемпиону будет присуждено определённое количество очков в зависимости от того, насколько успешно он справился с задачей. Чемпион, который наберёт самое большое количество очков, выиграет Кубок турнира. Участников турнира выберет абсолютно беспристрастный судья — Кубок Огня.
Да-да… То есть если ты набрал больше всех очков во всех турах, то можешь забить в конце на всё?
