Христофор. Архимандрит и келарь восседали за столом на лавке, а усталый Христофор сидел на стульце пред ними. Он только недавно прибрёл в обитель и принёс новые ошеломляющие вести. Шёл негромкий разговор, иногда прерываемый возгласами удивления.

– А доподлинно известно, что воевода Пётр Басманов тайно предался Расстриге и по их сговору апреля 17 дня приехал в стан под осаждённые Кромы вместе с митрополитом Новгородским Исидором якобы привести войска к присяге новому государю – Феодору. Понеже Басманов-то худородный, хотя и обличён боярским чином, потому главным воеводой поставлен бысть над ним князь Михаил Катырев-Ростовский. Но все дела-то обделывал Басманов. Поначалу-то ён глаголал, де поклонимся новому царю Феодору, обещал служилым людям щедрое жалование по истечении сороковин[78] по покойному Борису, – рассказывал Христофор.

– Ну и как же служилые-то люди, да стрельцы тому вняли, а и нет? – с интересом спросил Авраамий.

– В стане, люд воинский, изнурён болестью да холодами, разуверился в правоте и нужности войны сей. Потому и расколу не избегли. И не всё-то войско поспешило присягу приять. И на второй же день сторону Расстриги взяли рязанские, тульские, каширские, алексинские и севские дети боярские да дворяне. А во главе их рязанцы – Прокопий да Захарий Ляпуновы. Ведомо стало, де Петька Басманов накануне имел с оными беседу тайную. С того и пошла замятня. В стане воинском резня и смертоубийство учинилися. Рязанцы сзывают своих сотоварищей и кличут: «Димитрий!». Противники их хватают оружье, в ватаги сбираются и кличут: «Феодор!». И кровь лиется! – продолжал вещать монашек.

После этих слов Иосаф и Авраамий сотворили крестное знамение.

– Господи, воля Твоя святая, али попущение Твое?! – громко вымолвил архимандрит.

– А что ж Басманов и князь Катырев-Ростовский? Смертоубийству-то конец не положили? – спросил с волнением келарь.

– Сам Басманов какое-то время медлил. А князь-воевода, вообще умалился. Но ужо-т маия 7 дня Басманов открыто сторону Расстриги приял. Нашёл повод! Де, тяжба у его с Семёном Годуновым по местническому делу началася. Годунов-то поставил Басманова в подчинение зятю свому – князю Андрею Телятевскому. А дед Телятевского под рукою у отца Петьки Басманова – у воеводы Фёдора Басманова ходил. А тот ведь любимцем у царя Иоанна Васильевича слыл. Вот Петька Басманов и баял всем: «Де, отец, государи мои, Фёдор Алексеевич точна был дважды больши деда князя Ондреева Телятевского, а ныне Семён Годунов выдаёт меня зятю своему в холопи, князю Ондрею Телятевскому, и я не хочу жив быти, смерть прииму лутче тово позору».

. – Во, каковы-то делы в стане воинском! Вот табе и царские воеводы! – воскликнул Иосаф. – Кто ж «вора» остановит? Не иначе Москву возьмёт, – запричитал он.

– Полно, отец Иосаф! «Вор» ли сей Расстрига? – негромко подметил келарь.

– Ужели, истинный царевич и государь!? – с испугом вопросил Иосаф.

Авраамий пожал плечами, покачал головой и просил Христофора продолжать рассказ. Монашек кивнул головой и баял, что на сторону Расстриги вместе с Басмановым перешли также князья Голицыны и Михаил Салтыков. Правда, иные свидетельствовали, де Салтыков стал пленником Басманова. Василий же Голицын приказал связать себя, де взят в полон неволею. С тем и предал ся Расстриге.

До позднего вечера шёл разговор в келье келаря. Монахи обсуждали вопрос о том, как же получилось, что через несколько дней после присяги царевич Феодор прислал в войско под Кромы разрядную роспись. Роспись была составлена, казалось, верно, в соответствии с «обычаем». Но на деле она оскорбляла Басманова (героя Новгород-Северской осады), обласканного ранее ещё покойным царём Борисом. Молодой правитель Феодор мог просто приказать «быть без мест», то есть объявить чрезвычайное положение, при котором царь имел право назначать на воеводские должности кого угодно. Тогда бы после окончания чрезвычайного положения и завершения кампании бывшие воеводы и их потомки лишились права ссылаться на соотношение должностей в этой кампании. Таковы были законы местничества. Но Феодор, вероятно, по неопытности, вероятно, и по наущению бояр (что было скорее всего) решил действовать «по обычаю». Когда же дьяк огласил роспись в присутствии бояр и воевод, Басманов, «патчи на стол, плакал с час, лёжа на столе, а встав со стола, являл и бил челом воеводам всем» и произнёс известные слова. Долго ещё монахи проговаривали сей случай и решили, что дело не обошлось без злого умысла. Затем Авраамий велел накормить и напоить монашка, а сам отправился проверить сторожу на вратах и в стрельницах обители.

* * *

Войска, оставшиеся верными Годуновым под Кромами, были разбиты воинскими людьми Ляпуновых в союзе с казаками Корелы. Дело не обошлось без заговора. Немалую роль в заговоре сыграл предприимчивый Прокопий Ляпунов. У него были свои счёты с Годуновыми. В 1603 году царь Борис велел бить кнутом его брата Захара за торговлю с донскими казаками запрещённым товаром. Сам Прокопий, его родные братья: Григорий, Захар, Александр и Степан, а также их двоюродные братья Семён и Василий принадлежали к старинному, известному и влиятельному дворянскому роду Рязанской земли. Потому многие дворяне и боевые холопы конного рязанского ополчения и примкнули к Ляпуновым.

Стрельцы приняли нейтралитет, устранились от участия в распре и выставили удвоенные караулы вокруг своего стана. Иван Годунов был взят в плен и отправлен в ставку в Путивль. Михаил Катырев-Ростовский, Андрей Телятевский и Семён Чемоданов, оставив войско, бежали к Москве. Конрад Буссов в «Московской хронике» писал, что верность Фёдору сохранили только наёмники-немцы, которых он по возвращении в Москву якобы щедро одарил за верность и публично объявил «самыми верными и постоянными».

Первым делом после этих событий Расстрига распустил царское войско. Значительная часть дворян и детей боярских колебалась в своём выборе. Многие попросту боялись принимать участие в столь грозных и неоднозначных событиях. Вести такие войска на Москву было опасно. Из сторонников Расстриги, бывших ранее в царском войске, сформировали особый отряд. Возглавил его воевода Борис Михайлович Лыков.

После этих событий в «прелестном письме», направленном в Москву, Расстрига, титуловал себя уже не царевичем, а царём. В том же письме он называл царевича Фёдора «изменником». Годуновы, узнав об этом, распорядились предавать лазутчиков с письмами «вора»-«самозванца» пыткам и казни. Но по свидетельству голландца Исаака Массы, семейство Годуновых после поражения при Кромах затворилось в Кремле, опасаясь москвичей больше, «нежели неприятеля или сторонников Димитрия».

В середине мая 1605 года Расстрига привёл свои войска в Орёл. Там был учинён суд над воеводами, которые, попав в плен, отказались ему присягать. Многие были отправлены в темницу. В поруб был посажен и воевода И. И. Годунов. Затем повстанческое войско двинулось к столице. По дороге из Орла