Шрифт:
Закладка:
Императорский поиск идеологической и национальной связанности государства был совершенно практическим.
В этом поиске император одной из лучших основ общероссийского порядка видел преобладание «господствующей народности» (то есть великороссов). И с характерной для его царствования последовательностью он делал из этого положения выводы и применял их к основным инородцам, а более всех к евреям. Далее к полякам и немцам. В русификации западных окраин он, ещё будучи наследником, руководствовался идеями и трудами Михаила Муравьёва-Виленского, весьма уважаемого всем кругом сторонников Цесаревича.
Выше мы уже оговорились, что задача русификации «российской Польши» была невыполнимой. Но в ту пору это едва ли можно было понимать с достаточной отчетливостью, а тем более политически разумно такую задачу разрешить.
И об этом, конечно, откровенно говорят наши современные учёные. Так, философ В. И. Большаков с сожалением упоминает, что «попытка поворота в сторону русских национальных интересов, предпринятая в царствование императора Александра III, в силу непродуманных действенных мероприятий этого шага, излишне активная и прямолинейная русификация польской и балтийской окраины привели к формированию там очагов социальной напряжённости».
А каким было отношение Государя к иным народам и этническим группам России? Мы полагаем, что совершенно спокойным: у них он не усматривал явственной русофобии и тем более каких-либо опасностей для устойчивого бытия Российской Империи. Он считал эти народы естественной и органичной частью России: волей исторических обстоятельств, они влились в её состав. (Среди даров, приятных его памяти, например, соседствовали подношение терских казаков и богатый татарский костюм… И всё это для Царя-Хозяина было в равной мере российским и в равной мере родственным его душе.)
Но самым показательным и интересным может быть отношение Царя-Хозяина к трудам крупнейшего белорусского историка Алексея Парфёновича Сапунова. Кто такой Сапунов?
Историк и краевед, он всю свою жизнь посвятил изучению Витебского края. Им создано пять десятков книг и брошюр, десятки статей и заметок. Он участвовал в создании Витебского церковно-археологического музея и местного отделения Московского археологического института, а также в создании Витебской учёной архивной комиссии.
Он произошёл из семьи купца третьей гильдии, а всю жизнь посвятил книгам о белорусской истории. Целью всей жизни он указывал «собирание возможно большего количества материалов для более успешной работы местной интеллигентной мысли над прошлым и настоящим состоянием Белоруссии».
В своих трудах он желал дать ясный и полный ответ на вопрос – что же такое Белоруссия, и кто же такие белорусы? К каким выводам он приходил в результате своих многолетних занятий?
Он заявлял: «В нашей литературе возникал вопрос: существует ли вообще отдельное белорусское племя? Но, конечно, особенности языка белорусов, их нравы и обычаи, богатая народная литература и так далее доказывают существование отдельного белорусского племени».
Вот так очень определённо мыслил ведущий последователь белорусской самобытности. И, очевидно, нам будет уместно вспомнить некоторые отдельные моменты, способные лучше охарактеризовать его образ.
…Из Витебской гимназии Алексея хотели исключить за невнесение платы за обучение, семья была очень ограничена в средствах. А в университете ему было легче, его обучали за казённый счёт.
…Многие свои труды он издавал за свои деньги. Так в предисловии к своей главной книге «Река Западная Двина» он пишет, что почти все средства на её издание пошли из его учительского жалования.
…Сапунов всем блюдам подчёркнуто предпочитал белорусские. Даже будучи депутатом III Государственной Думы от фракции октябристов, он не признавал никаких ресторанов и питался только дома.
…Соратники отмечали, что он всегда глубоко был чужд картам и другим способам бесполезно убивать свои силы и время, сразу отдался серьёзным систематическим занятиям.
Как видим, перед нами явный и несомненный основоположник и защитник «белорусской самости». Знал ли о нём император Александр III? Не только знал, но и был знаком с некоторыми его трудами. А прочитав его книгу о Западной Двине, он распорядился посодействовать автору, выделив ему пятьсот рублей единовременного денежного вспомоществования.
Царь-Хозяин видел население Белоруссии одной из естественно развивающихся ветвей русского народа или одной из славянских народностей. И здесь мы решимся впервые в нашей книге сказать о нём, как о славянофиле на троне или даже назвать Царём-Славянофилом. И, может быть, за это всего весомей выскажутся его собственные слова, значащиеся в одном из его писем супруге: «… доказать всей изумлённой испорченной нравственно Европе, что Россия та же самая святая, православная Россия, каковой она была и при царях Московских и каковой, дай Бог, ей остаться вечно!»
К этому можно бы добавить, что славянофильство Александра III отнюдь не имело каких-либо качеств жёсткого и тем более полного отрицания значимости для России её неславянских народов. И для примеров далеко ходить не придётся: Бунге, Гирс, Витте и ещё многие-многие, разве они были этническими славянами? Но именно они были верными и ближними соратниками Царя-Славянофила.
И разве только самые ближние иноплеменники были им уважаемы и были ему дороги? Вот более отдалённый по времени пример: Эдуарда Тотлебена, доблестного участника севастопольской обороны, по личному распоряжению Александра III, похоронили на Братском кладбище Севастополя среди других героев тех дней. И здесь у нас уже возникает непростая мысль о том, что «русские» – это очень большое и обширное сообщество, включающее в себя людей не столько по изначальной кровнородственности, но в немалой мере и по культурному внутреннему миру. Современный политолог Дмитрий Ольшанский говорит об этом так: «Драматично, но факт: русские – общность социокультурная, но не этническая». И, развивая эту мысль, он приходит к выводу о том, что «большинство национально-этнических групп в современном мире выделяются на основе национального самосознания». Правда, автор далее приходит к соображениям как бы о некой «археологии нравственности», усматривающей для многих народов опасность стирания и утрачивания душевных свойств… Не к этому ли опасению интуитивно приходил и Царь-Славянофил, о котором современный историк Боханов говорит: «…любя Россию простой и искренней любовью преданного сына, он никогда не смог бы сделать ничего, что, по его мнению, мешало бы её расцвету и благополучию».
Вот, кажется, именно «простой и искренней любовью» он решительно и отличался ото всех прежних Романовых. Размышляя об его отце, Александре II, наблюдательная придворная дама А. Ф. Тютчева писала: «Прекрасные реформы царствования Александра II, мягкость, великодушность характера должны были бы обеспечить ему восторженную любовь его народа, а между тем он не был государем популярным в истинном смысле этого слова: народ не чувствовал притяжения к
