нашим разговором, неожиданно подает голос из кресла:

— Виктор, прекрати. Америка тебя испортила. Кстати, тебе надо бросить эти гамбургеры. Посмотри на свой живот.

Поежившись и скосив глаза на свой галстук, Виктор пытается несмело сопротивляться:

— Не понимаю, при чем тут мой живот?

— Ни при чем. Это я так, к слову. Помнишь, ты говорил, что сделаешь для меня все, что угодно?

Подумав, Виктор осторожно отвечает:

— Я все помню. Но, Натали, это было сорок лет назад, когда я просил твоей руки.

Это заявление никак нельзя признать удачным. Как обычно, в подобных ситуациях мне хочется выйти или стать на время глухим. Ужасно, когда хрупкое и в общем-то слабое существо утверждает свое превосходство, не считаясь с чувствами пострадавшего, который имеет значительное превосходство в силе, но слабее морально. Завадская, отложив книгу в сторону и надменно вздернув голову, резко интересуется:

— И что изменилось с тех пор?

Видимо, хорошо зная свою собеседницу, мужчина быстро соглашается:

— Ничего!

После некоторого колебания он, как бы про себя, добавляет:

— Ты, во всяком случае, абсолютно та же.

— Виктор!

— О, Господи, ну ладно!

Результатом этой короткой перепалки становится то, что Виктор утрачивает остатки строптивости и довольно покладисто рассказывает о своей компании, изредка опасливо поглядывая в сторону Завадской. Послушав нашу беседу еще минут десять, Завадская поднимается и выходит. Проводив ее взглядом, Виктор прерывает свой рассказ, наклоняется ко мне и негромко говорит:

— Потрясающая женщина! Жаль, вы ее не видели в молодости! Вылитая мадонна работы Леонардо, которая в Эрмитаже. Была невероятно хороша. Я четыре раза делал ей предложение. Но — увы! Теперь женат на женщине, которая за последние двадцать лет сделала мне замечание только один раз. Когда я разбил нашу новую незастрахованную машину. Она сидела на переднем сиденье. Давайте выпьем.

По мере того как уровень коньяка в бутылке понижается, Виктор становится всё более конструктивен, и минут через сорок мы достигаем договоренности. Напоследок Сухоруков дружелюбно говорит:

— Я сегодня же переговорю по телефону со своими боссами с Нью-Йорке. Если ваше предложение так выгодно, как вы говорите, я постараюсь, чтобы его приняли. В принципе, Госдепартамент старается ограничить использование русской космической техники американскими компаниями. Но есть разные способы обойти эти ограничения.

* * *

На следующий день опять еду к своим новым знакомым, которым предстоит играть роль продавцов коллекции. Однако у дома я нахожу необходимым оказаться на час раньше назначенного срока. Такова участь осторожных людей — на все встречи и свидания я прихожу заранее, дабы узнать, не будет ли в нашей компании лишних участников.

Увидев меня в кафе, официантка округляет глаза. Вполне вероятно, это оттого, что после моего вчерашнего посещения у них не осталось ни капли кофе. И теперь она боится за лицо заведения. Кивнув в ответ на мое приветствие, девушка проводит меня к столику у окна и настороженно ждет.

— Дайте мне, пожалуйста, э-э-э…

— Кофе?

— Не надо кофе. Пока бокал красного вина. А там посмотрим.

— Мсье п. нам надолго?

— Это зависит от ваших запасов вина.

Глубоко задумавшись, она уходит выполнять заказ, а я принимаюсь разглядывать подъезд дома напротив. Интересно, за кого официантка меня принимает? Правда, гадать особенно нечего — больше всего я похож на туриста, тронувшегося рассудком.

Часовое ожидание в кафе не приносит результата. Вернее, результатом становится уверенность в том, что мои новые знакомые не намерены устраивать мне неприятности. Тем лучше и для них, и для меня. Чашка кофе венчает почти бутылку вина, и, расплатившись, я покидаю гостеприимное кафе.

На этот раз дверь мне открывает Глеб. Татьяна ждет в уже знакомой гостиной. Оба они подчеркнуто деловиты. Неизвестно, правда, как это может сказаться на нашем общении. Поэтому сразу беру инициативу в свои руки.

— Итак, друзья мои, наша с вами операция была в общих чертах обсуждена еще вчера. Детали мы станем прорабатывать несколько позже. Сейчас я хотел бы обсудить с вами некоторые тонкости вашего поведения в ходе дела. Можно сказать, что мы станем разрабатывать ваш имидж.

В этом месте Татьяна позволяет себе пренебрежительно фыркнуть, в то время как Глеб недовольно хмыкает.

— Кстати, о принципах наших с вами взаимоотношений. Мы не станем обсуждать целесообразность моих предложений, этих или других. Будем просто их выполнять, хорошо? Вот и славно. Вам будет нужно сыграть непростую роль, к которой, по моим наблюдениям, вы элементарно не готовы. Так что нечего здесь кряхтеть и постанывать.

— Любопытно будет послушать.

Татьяна снова начинает дерзить. С этой дамой я еще намучаюсь. Ладно, к концу нашей сегодняшей беседы у нее настроение будет другим.

— Послушаете, всему свое время. Кстати, дабы не ранить ваших чувств, хочу побеседовать отдельно с каждым.

Как и следовало ожидать, это предложение встречает столь дружное сопротивление, что мне трудно настаивать. Глеб категорически мотает головой:

— Ни в коем случае! Нечего здесь плести интриги. Кто знает, что вы нам наговорите друг про друга.

Что ж, пусть будет так. Сейчас они узнают, что именно я намерен наговорить. Им же будет хуже.

— Хорошо, тогда начнем. Итак, что касается ваших ролей и вхождения в образ. Татьяна, начнем с тебя. Ты будешь выступать в роли наследницы, которой коллекция досталась после смерти матери. Ты хочешь ее продать, но опасаешься жуликов. Готова уступит в цене, но отдать собрание картин надежным людям, которые не обманут. Вообще ты должна полностью соответствовать образу выпускницы университета. Ты из какого города?

— Из Ленинграда, то есть Петербурга.

— Ну вот, значит необходимо соответствовать образу выпускницы Петербургского университета. Скажем, восточного факультета, так меньше вероятность встретить однокурсника. И в связи с этим необходимы некоторые перемены в твоем облике. Прежде всего, покрасишь волосы и сделаешь стрижку.

Как я и ожидал, Татьяна оскорбленно вздергивается.

— Еще чего! Я сама решу, как быть с волосами.

— Не решишь. То, что ты носила на голове до сих пор, меня не устраивает. У хозяйки коллекции стоимостью в семь миллионов не может быть желтых волос и старого распушенного перманента. Во всяком случае, так могут подумать покупатели. Поэтому будь добра, делай, что велят. Да, еще одно. Если у тебя нет строгого делового костюма, купи его. Ты не должна производить впечатление женщины на грани нищеты, которая торгует подержанными сувенирами, предприимчиво выдавая их за антиквариат. Пусть тебя считают служащей небольшой конторы. У тебя на все это два дня.

Ставшая малиновой Татьяна набирает воздуха, чтобы высказать свое мнение обо мне. Но как раз эта тема меня интересует меньше всего. Я перехожу к следующему пункту повестки дня.

— Теперь о тебе, Глеб.