Шрифт:
Закладка:
Хватаясь за последнюю соломинку, он переворачивает страницу.
Триша Любкин пытается вырваться из невидимых оков, изрыгая беззвучные вопли и проклятия. Она дергает головой взад и вперед, стремясь ударить своего невидимого, безликого врага. Потом она встречается с Маклином взглядом, и он слышит ее голос, отчитывающий его тоном замначальника полиции: «Почему меня стали искать так поздно? Как вы могли позволить ему меня убить?»
Пристыженный, он переворачивает еще одну страницу.
Она совершенно чистая, тщательно выскобленный пергамент готов принять очередную душу. Прямо у него на глазах на странице появляются линии, всплывая из ниоткуда. В верхней части образуется прямоугольник, там будет новая картинка, которой пока не разглядеть. Страх усиливает свою хватку, вонзает в него когти – теперь не уйти. Он не может перевернуть страницу. Не может оттолкнуть книгу или закрыть глаза. Он может только смотреть, как медленно, словно в фотографической ванночке, проявляется изображение. И словно в фотолаборатории, все вокруг, как в аду, залито темно-красным.
Изображение еще не успело проявиться до конца, но он и так догадывается, что перед ним. На покрытом кровавыми пятнами матраце распростерта женщина, ее руки и ноги прикованы к металлической раме кровати. Женщина обнажена, неподвижна, неизвестно даже, жива ли она. Он изо всех сил пытается разглядеть лицо, хотя уже знает, кто это. Формы ее тела ему доводилось видеть раньше.
Под картинкой медленно проступает имя. Оно начинается с большой буквы «Э».
58
Второе утро подряд его будил телефонный звонок. Маклин проснулся в некотором замешательстве, поскольку точно помнил, что включил будильник. Потом он рассмотрел, что на часах пять утра. Самое время для звонка.
– Маклин слушает. – Горло пересохло настолько, что он поморщился. Голоса на другом конце он не узнал.
– Инспектор Маклин? Полиция Эдинбурга?
– Это я. Кто говорит? – Голос женский, но совершенно незнакомый.
– Ох, простите. Это Элисон. Элисон Коннелл. Я криминалист, работаю вместе с Эммой Бэйард. Может, вы меня помните, мы несколько раз встречались. Я ищу Эмму. Она не у вас?
Мороз, пробежавший по коже Маклина, не имел никакого отношения к неработающему центральному отоплению. Он выкарабкался из постели, проковылял к окну и уставился в стылую тьму.
– Нет, ее здесь нет. И я не видел ее со вчерашнего утра. Почему вы мне звоните?
– Мы уже час пытаемся с ней связаться, она сегодня дежурная. Я звонила домой, но там сразу включается автоответчик. Ну и… она упоминала, что вы встречаетесь, и я подумала… Ради бога, простите!
– Вы все сделали правильно. – Маклин принялся тереть глаза, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями. – Когда вы ее видели в последний раз?
– С понедельника мы в разных сменах, но я поспрашивала, и похоже, что никто не видел ее со вчерашнего утра. Я проверила ее данные во внутренней сети, она не пользовалась компьютером опять же со вчерашнего утра.
– Послушайте, вероятно, ей пришлось срочно выехать к родственникам в Абердин или что-то в этом роде. А мобильник оказался незаряженным.
– Наверное, вы правы. Эм иной раз очень импульсивна. Простите, что позвонила так рано, только наше начальство в таких случаях иногда бывает… ну… ну, вы понимаете.
– Все в порядке, я все равно уже проснулся. – Маклин попрощался и дал отбой. За окном кошка миссис Маккатчен пробиралась по газону, желтому в свете фонаря, просачивающемся сквозь деревья. Вот она, ведомая охотничьим инстинктом, присела и стала красться, подбираясь поближе к намеченной жертве. Маклин собрался было постучать по окну, чтобы привлечь ее внимание, но в этот момент кошка прыгнула, и там, где сидела ничего не подозревающая птичка, взметнулось облако перьев. Один удар лапой, одно движение челюстей – и все кончено. С добычей в зубах кошка не спеша двинулась в сторону темнеющих кустов.
За витражными стеклами теплился огонек, и Маклин слегка притормозил. Обычно он не обращал на церковь особого внимания. Она всегда стояла здесь, в конце улицы, и служила естественным центром притяжения для местных жителей, однако бабушка религию не слишком уважала, и Маклин с детства впитал ее скептицизм. В эту рань кто-то, ведомый верой, уже находился внутри. Окна домика викария рядом с церковью были такие же темные, как и в остальных домах вокруг. Пройдет еще час-другой, прежде чем жители начнут покидать свои теплые постели.
Сам не зная почему, Маклин остановил машину. Он толкнул тяжелые дубовые двери, будучи уверен, что они заперты, однако двери неожиданно распахнулись. Внутри оказалось холодно и почти совсем темно. Маклин переступил порог и словно очутился в ином, неведомом мире.
Замеченный им снаружи свет давали две коротенькие красные свечи на алтаре в дальнем конце. От дверей к алтарю между рядами деревянных скамеек вел проход, по каменному полу была уложена узкая красная ковровая дорожка. Купол потолка высился далеко вверху, его поддерживали надежные с виду колонны, однако и стены были укреплены резными контрфорсами, тени от которых пожирали слабенький свет почти без остатка. Высокие витражные окна чернели, словно мертвые глаза. До рассвета еще очень далеко.
Маклин двинулся по проходу, благодарный за то, что мягкий ковер заглушает звук его шагов. Тишину холодного, гулкого зала ничто не имело права нарушать. Ничто – только негромкое бормотание из темноты перед алтарем; там читали молитву.
– Вы все-таки пришли. Я этого ожидал. – Голос отца Энтона звучал настолько утомленно, словно старый монах не спал целый месяц. Он не обернулся к Маклину, но неловко поднялся с колен и еще раз поклонился алтарю.
– Я видел сон, – сказал ему Маклин. – Мне снилась книга.
Только теперь отец Энтон повернул голову в его сторону.
– Понимаю.
В слабом, мерцающем свете он выглядел еще бледней. Казалось, даже черное пальто как-то выцвело и посерело. Сияли только глаза, в которых отражалось пламя свечей.
– Что он означает? – спросил Маклин.
– Давайте сядем, – указав Маклину на ближайший ряд скамеек, Энтон сам прошаркал туда и уселся на твердую деревянную поверхность, суставы его пугающе скрипнули. – Расскажите мне про свой сон.
Маклин сел рядом и попытался собраться с мыслями. В голове кружились картины, чувства, обрывки воспоминаний. Оттого, что все происходило в холодной гулкой тишине церкви, было не легче. Оттого, что какие-то несколько часов назад он выпил пять пинт пива и закусил кебабами, – тоже.
– Это началось после смерти Андерсона, – заговорил он наконец и тут же понял, что это неправда. – Хотя нет, это началось после
