Шрифт:
Закладка:
– Стивен! – взвизгнула Анна. – Прошу, прекрати.
– Ты понимаешь, что я пытаюсь донести до тебя. – Стивен пожал плечами.
Анна кивнула, потому что Стивен был прав. У нее промелькнули те же самые мысли. Поначалу она действительно думала, что Вронский интересуется ею только потому, что хочет с ней переспать. Но теперь, когда они провели вместе больше времени, Анна верила, что чувства Графа – гораздо глубже, чем мимолетная фантазия, подпитываемая неизменным желанием.
– Мороженое тает, – заметил Стивен и встал.
Анна взяла брата за руку и поднялась на ноги. Вместе они покинули кладовую и оказались в полутемной кухне.
– Вечеринка еще продолжается? – спросила она. Взглянув на светящиеся кухонные часы, Анна обнаружила, что уже больше двух часов ночи.
– Да, – ответил брат. – Должен сказать, что Беа, эта цыпочка с самой крутой репутацией, бросает вызов моим деньгам. Возможно, придется приложить больше усилий ради следующей новогодней вечеринки. Я собираюсь вернуться в шатер, хочешь составить мне компанию?
– Да. – Анне совершенно не хотелось спать, зачем же позволять Александру портить ей удовольствие? – Спасибо тебе, Стивен. Ты отличный старший брат. – Она шагнула вперед и обняла его. – Я буду обнимать тебя, пока ты не обнимешь меня в ответ! – предупредила она, широко улыбаясь.
Стивен так и поступил и поцеловал ее в макушку: он миллион раз видел, что так делал отец. Откровенно говоря, когда он был младше, подобные проявления родительской любви вызывали у него легкую ревность, поскольку папа обожал Анну, но парень научился не обращать на отцовские жесты внимания и не позволять этому слишком сильно действовать ему на нервы. Анна действительно старалась быть настолько хорошей, насколько возможно.
Если бы его спросили, кто самый хороший человек в Гринвиче, то Стивен бы сразу ответил, что это его сестра, а не ее хвастливый дружок.
Глаза Стивена затуманились, когда его захлестнула братская привязанность. Он знал, что ему повезло с такой сестрой как Анна: он хотел лишь, чтоб она была счастлива. За ужином Анна просто сияла от радости, чего прежде он никогда не видел. И если Вронский делал ее счастливой, то так тому и быть. Кроме того, Стивен был уверен, что сможет хорошенько вмазать Графу, если тот посмеет обидеть его младшую сестренку.
XXIX
Когда Вронский и Мерф вернулись на вечеринку, проследив, как уехали Александр и Элеонора, Анна куда-то пропала. Граф начал искать девушку в доме и даже постучался в ее спальню, но, когда он открыл дверь, комната была пуста. Однако выкуренный косяк мешал ему сосредоточиться, и ненаходимость Анны (слово, которое показалось ему верным, хотя на самом деле было неверным) стала первоочередной проблемой. Да, он сплоховал, серьезно обкурившись. Все, что оставалось делать – сесть на диван в шатре, дать отдых глазам и ждать ее. С тех пор как он встретил Анну, всякий раз, закрывая глаза, Алексей видел ее лицо. Она не давала ему покоя, но Мерф тоже прав: ему пора или идти дальше, или отступать, поскольку не знать ему покоя, пока они не будут вместе.
Когда Вронский услышал голос Анны, зовущий его по имени, плывущий над ним, он решил, что это – сон. Он улыбнулся божественному звуку, восхищенный тем, что слышит свое имя из уст возлюбленной.
– Он не спит, раз ухмыляется, как идиот, – раздался голос Беатрис. – Красивый белокурый идиот. Проснись, Ви!
Граф открыл глаза и обнаружил, что Анна стоит над ним и смотрит на него сверху вниз. Она действительно была самой красивой девушкой, которую он когда-либо видел.
– Алексей, мы должны закончить наш танец, – тихо сказала она. – Наш последний разговор прервали.
Граф тотчас сел прямо и потряс головой, желая убедиться, что он действительно проснулся. Анна протянула ему руку, и Вронский быстро сжал ее.
Молодые люди вернулись на танцпол, держась за руки, не обращая внимания на то, что все смотрят на них. Когда они начали танцевать, вокруг оказалось лишь несколько человек. Сгрудившись рядом с Анной и Вронским и образовав группу поддержки, пока еще способные стоять участники вечеринки присоединились к ним. Словно спящий вулкан, извергающийся без предупреждения, группа в считанные секунды ожила. Могучее второе дыхание пронеслось по шатру, независимо от того, готовы были к этому гости или нет.
Один трек сменял другой, но в три часа ночи диджей собрал вещи и отправился домой с пятью штуками баксов и пакетиком порошка, который Беатрис сунула в карман его джинсов в качестве чаевых. А на танцполе осталась только одна пара, крепко обнимающая друг друга. В объятиях Вронского Анне казалось, что она может не спать вечно. Она была столь сосредоточена на нем – его дыхании, руках, запахе, и когда, наконец, оглянулась, то с удивлением обнаружила, что они одни танцуют под песни из плейлиста, который Граф тайно составил в ее честь. Честно говоря, она даже не помнила, как ушел диджей и когда Вронский опустил айфон в большой бокал, послуживший усилителем, чтоб они смогли продолжать двигаться под музыку.
В четыре часа утра налетел сильный порыв ветра. Анна слегка вздрогнула, а Вронский перестал танцевать, хотя со стороны могло показаться, что эти два человека отчаянно цепляются друг за друга, раскачиваясь взад и вперед.
Когда они откинули полог шатра, то увидели, что земля покрыта несколькими дюймами снега. Анна давно сбросила каблуки и была босиком, поэтому Вронский поднял ее и пересек двор: пара следов на снегу свидетельствовала о новообретенном союзе. Алексей пронес ее через весь полутемный дом, не наткнувшись ни на кого, хотя огромный особняк был переполнен бодрствующими гостями, расположившимися повсюду.
Лолли проснулась, ее вырвало, и она почистила зубы, а когда открыла дверь, чтобы идти искать Стивена, то обнаружила, что бойфренд плетется к ней с бутылкой витражного шампанского «Кристалл», которую он стащил из винного шкафа. Теперь у них явно намечалась та самая романтическая ночь, о которой она мечтала со Дня святого Валентина.
Беатрис уже наскучили дурацкие древние шуточки Рустера, и теперь с ней в постели лежала одна из барменш, Далия, циркачка и бывшая студентка французской школы клоунов «Эколь Филипп Голье». Тем временем диджей, который, как все считали, ушел домой, на самом деле вместе с Адакой вдыхал дорожки со старинного зеркала, стоившего больше автомобиля. Одна из «Ливи