я то, что собиралась сказать? Или что-то совсем другое? Неловкость сохранялась. Его родители тоже старались изо всех сил, но мать Оскара по-прежнему не смотрела мне в глаза. А отец всегда хмурился, бросая на нас скептические взгляды, когда мы находились в одной комнате или проходили по коридору.

В объявлении о свадьбе упоминался «загородный замок Шанель», что на самом деле означало виллу «Ларральде» в Биаррице, здание, в котором располагался наш бутик. Может быть, его родители намеренно допустили эту неточность, потому что не одобряли того, что я деловая женщина? Интересно, рассказал ли Оскар о моем намерении открыть бутик в Виндзоре? Считают ли они это неуместным для замужней женщины?

Вскоре я поняла причину их беспокойства, особенно после встречи с друзьями Оскара, их женами и подругами во время обещанной Оскаром домашней вечеринки. Меня воспринимали как любопытный экземпляр, диковинку в шкафу матери-настоятельницы, бабочку, приколотую к бархатной доске. Я курила сигареты. Я пила. Мне нравилось танцевать. Я одевалась не так, как они. Я была «вызывающе эффектной», не говоря уже о том, что на десять лет старше.

Было еще кое-что. Виндзор, как объяснил Оскар, начинался как французская колония, пока его не захватили англичане. В городе соперничали две фракции. Англичане – протестанты, как Флеминги, и французы – католики, как я.

Я превращалась в позор семьи.

Но все это ушло на второй план, когда перед самым Рождеством пришла телеграмма из Парижа. От Эдриенн.

ДОРОГАЯ НИНЕТТ. СЛУЧИЛОСЬ СТРАШНОЕ. БОЙ КЕЙПЕЛ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ. НАШ ДОРОГОЙ БОЙ УШЕЛ. БЕДНАЯ ГАБРИЭЛЬ. ОНА ОПУСТОШЕНА.

СЕМЬДЕСЯТ ОДИН

– Мы должны вернуться, – заявила я Оскару, когда мы остались одни в нашей комнате. Я была в отчаянии, слишком потрясена, чтобы плакать. – Мне нужно быть с Габриэль.

Он взял меня за руку и усадил на кровать, пытаясь успокоить.

– Ты должна мыслить логически, Антуанетта.

– Логика? Сейчас не время для логики!

– Но это невозможно, – сказал он. – Похороны состоятся раньше, чем мы туда доберемся.

– Это не имеет значения. Габриэль нуждается во мне. Я должна быть рядом.

Он помедлил.

– А что я скажу родителям?

– Что ты имеешь в виду?

Оскар понизил голос:

– Я не могу сказать им, что нам нужно срочно возвращаться в Париж, потому что погиб любовник твоей сестры, женатый мужчина.

Его реакция повергла меня в ужас.

– Оскар! Я должна поехать к ней. Какая разница, что думают твои родители? Бой умер!

Он изменился в лице, когда был вынужден признаться мне кое в чем. Его отец контролировал все. Он был щедр со своими детьми, но при условии полного подчинения. Деньги, которые Оскар неограниченно тратил в Париже, посыпались на него в награду за его военную службу.

У Оскара не было собственных денег.

Он не мог позволить себе оплатить нашу поездку.

Он полностью зависел от отца.

– Ты солгал мне! – воскликнула я, вставая; каждая частичка меня дрожала от гнева.

– Я не знал. Я думал, что заслужил свободу. Пока мы находились в Париже, отец именно так все и представил. Теперь Франция и Англия свободны, а я – нет.

Он был расстроен. Смущен. В глазах отца он не был взрослым мужчиной, он оставался сыном, который должен слушаться во всем. Скоро, пообещал мне Оскар, все будет по-другому. Так не может продолжаться всегда.

Он пытался успокоить меня, но я была слишком зла на него, слишком зла на себя. Я была не просто влюбленной дурочкой. Я была дурой. Обманута мужчиной, шептали голоса в моей голове. Как твоя мать.

В Париже с комиссионными, которые я зарабатывала с того дня, как девять лет назад расписалась в бухгалтерской книге на бульваре Малешерб, я сама могла о себе позаботиться. Я вышла замуж за Оскара не из-за денег, но он заставил меня поверить, что они у него есть. Деньги означали свободу.

Я доверяла Оскару, доверяла ему настолько, что уехала в Канаду, оставив Габриэль, а теперь, когда моя сестра нуждалась во мне больше всего, я была далеко.

Это была агония. Я отправляла телеграммы, пытаясь с их помощью выразить сочувствие, дать понять, как сильно я хочу быть там, чтобы согреть Андрэ своей любовью, бедного Андрэ, который потерял человека, заменившего ему отца, но Габриэль не отвечала. Я писала письма, в которых объясняла положение Оскара, умоляла ее прислать денег на обратный проезд. Я могла бы оставаться с ней столько, сколько ей нужно, а потом вернуться к Оскару. Он должен был понять.

Она по-прежнему не отвечала.

Я обратилась к Эдриенн с просьбой рассказать о состоянии Габриэль.

Она в отчаянии, писала Эдриенн. Бедная Габриэль. Она ни с кем не хочет разговаривать. Кроме этой ужасной Миси Серт. Лучшее, что можно сделать, – это ждать. Ей нужно время, Нинетт.

Я не могла заставить себя попросить денег у Эдриенн. Если у Габриэль есть собственные средства, то Эдриенн пришлось бы взять их у Мориса. Я не могла поставить Оскара в такое неловкое положение, и в каком бы я ни была отчаянии, как бы я ни сердилась на мужа, я не могла так поступить с ним. Другой мужчина, заплативший за меня, не будучи моим родственником, выпотрошил бы остатки его достоинства.

У меня оставался только один вариант. Семнадцать сундуков с платьями.

Пока Оскар работал клерком в адвокатской конторе своего отца, мы с Жанной посещали универмаги и магазины в Виндзоре и Детройте. Мы показывали им вещи из коллекции Габриэль, самые изысканные платья с кружевами и вышивкой, обращая внимание на мелкие детали и ручную работу. Мы показывали им повседневную одежду, спортивную. Магазины могли бы продавать коллекцию, пока я найду место для бутика.

Но реакция везде была одна и та же:

– Здешние женщины никогда не будут носить такие наряды.

Детройт, как выяснилось, совсем не походил на Париж.

Через два месяца после гибели Боя наконец пришло письмо от Габриэль:

«Твой долг быть рядом с Оскаром, Нинетт. Твое возвращение в Париж мне не поможет. Ничто из того, что ты или кто-либо другой можете сделать или сказать, мне уже не поможет. Я потеряла Боя. Я потеряла все».

СЕМЬДЕСЯТ ДВА

Вереница придорожных домиков по виндзорской стороне реки Детройт оживала по ночам. «Айленд ВьюИнн». «Чаппелл Хаус». «Рандеву». «Эджуотер Томас Инн».

То были бары, так называл их Оскар. Места с тайными ходами. Скрытые винные погреба. Наблюдатели, дозорные и сигналы, предупреждающие о приближении полиции. В считаные минуты покрытые зеленым войлоком игорные столы складывали, напитки выливали,