class="a">[275]. Антиеврейским настроениям в Палестине способствовала и христианская церковь. Элияху Сапир в 1899 г. писал, что главный виновник распространения таких настроений — католическая церковь и, в первую очередь, иезуиты; он также упоминал о влиянии французского публициста-антисемита Дрюмона на некоторые арабские газеты[276]. В то время все полагали, что бедные мусульманские слои населения, извлекшие выгоду из еврейской иммиграции, в целом были расположены к евреям дружелюбно, тогда как арабы-христиане питали к ним вражду. Это мнение было отчасти справедливо в том отношении, что многие арабские националистические газеты, издававшиеся до I мировой войны, находились в руках христиан и что процент арабов-христиан среди местной интеллигенции (а следовательно, среди основателей арабского националистического движения в Сирии и Палестине) был непропорционально высоким. Однако в действительности мусульмане, принадлежавшие к высшему и среднему классу, относились к евреям ненамного лучше, чем христиане, а первые эмиссары сионистского движения встречали за пределами Палестины гораздо больше сочувствия со стороны арабов-христиан, опасавшихся мусульманского владычества. В 1913 году ливанские христиане в беседе с евреем Сами Хохбергом, редактором одной из константинопольских газет, выражали надежду, что евреи вскоре достигнут численного превосходства над арабами в Палестине и добьются статуса автономии, превратившись тем самым в противовес мусульманским державам[277]. И все же представления об антисионистском настрое арабов-христиан и о дружелюбии мусульман к евреям сохранялись еще долгое время после I мировой войны — невзирая на частые попытки Раппина и других должностных лиц сионистской организации в Палестине убедить своих коллег в том, что реальное положение дел гораздо сложнее[278].

Общая численность населения Палестины до I мировой войны составляла почти 700 000 человек. За период с 1882 по 1914 год численность евреев возросла с 23 000 примерно до 85 000. За эти годы в Палестину приехало более сотни тысяч евреев, но около половины из них не остались в колониях. Многие отправились дальше, в Америку, и среди этих скитальцев оказался автор сионистского национального гимна «Гатиква».

В 1905 г. Яффа была городом с 30-тысячным населением, две трети которого составляли арабы-мусульмане. В Хайфе в те времена проживало 12 тысяч человек — едва ли больше, чем в соседней Акре. Крупнейшим городом страны оставался Иерусалим. Из его шестидесяти тысяч жителей 40 тысяч были евреями, а остальные — арабами (мусульманами и христианами). В справочнике тех времен утверждалось, что за последние годы условия жизни евреев в Палестине до некоторой степени улучшились. Им больше не приходилось ютиться в грязном еврейском квартале Старого города: многие перебрались в жилые кварталы за городской стеной. По субботам рынок почти пустовал, а общественный транспорт практически не работал[279]. Большинство евреев по-прежнему принадлежали к старой общине, возникшей еще до массовой иммиграции; часть из них просто не проявляла интереса к сионизму, а часть активно противостояла ему. В основном были набожные люди, жившие на милостыню, которую собирали в других странах их собратья по вере. Они обитали в гетто, вызывавшем ужас и стыд у новых переселенцев, для которых само его существование служило напоминанием о том кошмаре, из которого они выбрались с таким трудом. Впрочем, евреи-сефарды (в большинстве своем — арабоязычные) жили совсем иначе: среди них было множество торговцев и ремесленников.

Численность иммигрантов-сионистов, не входивших в старую еврейскую общину в Палестине, к 1914 году составляла не более 35–40 тысяч; треть из них проживала в сельскохозяйственных поселениях. И в ответ на протесты арабов в отношении еврейской иммиграции еврейские обозреватели отмечали, что ежегодный естественный прирост арабского населения почти равняется общей численности евреев, с таким тяжелым трудом и жертвами обосновавшихся в Палестине за последние сорок лет. Лидеры сионизма любили повторять: «Если мы не поторопимся, Палестина достанется другим». Немецкий врач-сионист Ауэрбах, на рубеже веков поселившийся в Хайфе, не без раздражения замечал: «Она не достанется никому. Она принадлежит арабам, и они останутся здесь главной силой, за которой никому не угнаться»[280]. Спустя двадцать лет доктор Ауэрбах напишет, что самая роковая ошибка сионистской политики заключалась в недостаточном внимании к арабам в ранний период еврейской иммиграции в Палестину. Впрочем, он не был уверен, что более внимательное отношение к ним разрешило бы все проблемы, ибо «арабы настроены враждебно и всегда останутся враждебными», даже если евреи станут образцом смирения и самоотречения[281].

Таким образом, отношения между евреями-переселенцами и их соседями-арабами с самого начала не были безмятежными. Земли, на которых разместились первые еврейские колонии, прежде принадлежали обедневшим жителям соседних арабских деревень, которые вынуждены были продать их, чтобы выбраться из долгов. Поэтому арабы относились к колонистам с неприязнью и время от времени даже нападали на них. Ситуация усугублялась тем, что евреи-иммигранты отказывались делить с арабами пастбища, нарушая тем самым старинный местный обычай[282]. В Галилее проблемы стояли еще более остро, так как арабы-крестьяне здесь были беднее, чем на юге Палестины, и еврейские колонии, располагая более скудными средствами, не могли предоставлять работу арабам, потерявшим свои земли. Правда, евреи-иммигранты старались помогать жителям соседних арабских деревень, время от времени одалживая им сельскохозяйственную технику, а еврейские врачи бесплатно лечили арабов. Однако далеко не все колонисты с готовностью принимали местные традиции, а от арабов, лишившихся своих земель, не стоило ожидать особого дружелюбия к новым владельцам этих территорий[283].

В 1909 г. в одном еврейском журнале была опубликована небольшая статья, в которой рассказывалось о некой арабской женщине, работавшей на Вади-Чанин — участке земли, недавно перешедшем во владение евреев. Однажды она расплакалась, и когда трудившиеся рядом крестьяне спросили ее, о чем она плачет, женщина ответила, что всего несколько лет назад эта земля принадлежала ее семейству[284].

До свержения Абдул-Хамида в 1908 г. арабские националистические настроения не находили организованного политического воплощения, поскольку всякая политическая деятельность в Османской империи запрещена. Ставленники султана правили железной рукой, и никто не осмеливался открыто выражать сочувствие идеям арабского национализма. Но когда младотурки свергли султана и объявили конституционное правление, ситуация резко изменилась. Появились новые арабские газеты, в которых с неслыханной дотоле дерзостью зазвучали радикальные требования. После парламентских выборов политическая атмосфера еще больше накалилась. И на фоне подъема национализма борьба с сионизмом неожиданно превратилась в одну из центральных задач арабской политики в Палестине. Националисты распространяли листовки с призывами к арабам больше не продавать евреям землю и с требованием к властям прекратить еврейскую иммиграцию. В Хайфе стала выходить газета «Аль Кармель», целью которой было открытое противостояние сионизму. Еще раньше, в 1905 году, араб-христианин Негуйб Азури (в прошлом — помощник турецкого паши в Иерусалиме) писал, что арабское и еврейское националистические движения