— Всё верно. Условия есть условия. Ты нанял меня для охраны в дороге на Зубцы, и я буду тебя охранять. Просто уточняю тактику.

— Не волнуйся, Гор. Я дам тебе и Бирну кое-что, весьма облегчающее борьбу с энтами.

— Что?

— Скоро узнаешь: именно за этим мы едем в Дарвик.

Замок показался на горизонте к вечеру второго дня. Я никогда не бывал здесь, но представлял Дарвик именно так: небольшой крепостью на одном из холмов, тянущихся по южному берегу Кирн. Крепостью, внушающей уважение в военном плане и полностью лишённой красоты. Примерно такие замки возводили далеко на востоке орки: крепкие и уродливые.

Орочьих-то крепостей я немало повидал. Только там моя внешность почти никого не смущала.

С холма открывался хороший обзор, но то днём: сейчас уже стемнело, я не мог ничего разглядеть в окрестностях. Оставалось оценить со стороны сам замок. Северная стена обросла строительным лесами — похоже, недавно её кто-то упорно ломал. Нетрудно догадаться, кто. Ворота оказались закрыты, но вовсе не из-за угрозы энтов.

Вокруг Дарвика вырос целый лагерь, и я сразу же понял: не военный. Это были беженцы, многие сотни людей, и далеко не все обладали палатками или хотя бы шалашами. По большей части несчастные оборванцы спали у костров под открытым небом — не позавидуешь, ведь дыхание зимы уже ощущалось явственно. Неделя-другая, и здесь выпадет первый снег.

Беженцы почти не обратили на нас внимания. Я заметил, что мужчин вокруг Дарвика хватает — вовсе не одни женщины, дети и старики. Многие из пришедших к замку очень даже годились для работы или сражения телом — но, видать, не духом. Потому погасло даже то мимолётное сочувствие, которое я вообще могу испытать к кому-либо.

Это не люди в безвыходном положении. Это люди, которые слишком слабы, чтобы бороться за выход. Способные только молить о помощи, едва жизнь даст пинка. Женщинам, пытающимся согреться у тусклых костров, стоило бы найти себе мужей получше. Их плачущим детям просто не повезло с отцами. Случается: мне вот тоже не повезло.

— Пустят ли нас в замок?

Вопрос Бирна был вполне логичным. Очевидно: вся эта чернь хочет оказаться за стенами Дарвика, а барон наплыву беженцев совершенно не рад. В такой ситуации говорить с привратниками трудно. Иной раз рискуешь сразу схлопотать стрелу…

— Не беспокойтесь, друзья: моё имя отопрёт эти двери.

Именно так и случилось.

Чертог барона выглядел не лучше, чем весь остальной замок. Полутёмный, неубранный зал казался столь же наполненным унынием и безнадёгой, как лагерь за стенами. Охраны я по пути видел совсем немного, да и в чертоге вооружённых людей было меньше десятка. Не подумайте: я вооружённых-то всегда внимательно считаю. Заметил семерых, однако прикинул, что кто-то ещё может скрываться в тени.

Барон восседал на деревянном троне, тесном для его жирной туши. У властителя Дарвика была неаккуратная седая борода, а больше ничего и получалось разглядеть. Рядом с ним стоял здоровенный мужик в хорошем доспехе, без шлема.

— Зачем явился? — барон даже не стал здороваться.

— Не очень радушный приём для старого друга, Вильгельм. — судя по саркастическому тону, Ойли не особо ожидал иного. — Мы можем обойтись без церемоний, конечно, но…

— Мы не друзья. Это мой дед якшался с эльфами и имел привычку звать тебя другом. Но не я. Радуйся, что тебя вообще впустили!

— О, я очень благодарен за это, поверь. А равно и мои спутники. Правда?..

— Благодарю вас. — нехотя произнёс Бирн.

Я молча кивнул, не снимая с головы капюшон.

— Ещё раз: зачем явился?

— Я пришёл не просто так, разумеется. Но сначала хотелось бы обсудить ситуацию на берегах Кирн и некоторые другие вопросы. Я нынче путешествую, и мой путь лежит на север. Я хотел бы…

Мужик в доспехах шагнул вперёд, заслонив собой барона: теперь я смог рассмотреть его лицо. Рыцарю было не меньше сорока лет. Рожа, конечно — из тех, которые под забралом лучше прятать не только ради сохранности, но и чтоб людей не пугать. Слегка милее меня. Он был гладко выбрит и гордо выставлял вперёд квадратный подбородок с ямочкой.

— Отвечай на вопросы барона, эльф.

Ойли ничуть не смутился.

— Вильгельм, а этот человек между нами правда необходим? Ты что же, думаешь — я нападу? И если вдруг захотел бы — считаешь провинциального рыцарюшку достойной защитой от меня?

Эти слова «провинциальному рыцарюшке» очень не понравились. Он сделал ещё шаг и, хотя не схватился за рукоятку меча — но выдвинул ножны вперёд.

— Выбирай слова!

Ойли хотел было ответить, но тут заметил меч.

— Вильгельм! Ты доверил один из клинков Лэйхвойнфьорлламэйра этому… эээ… человеку? Даже не члену своей семьи? Надеюсь, второй меч не подпирает дверь нужника. Ты правда думаешь, что какой-то присяжный рыцарь, пусть даже самый верный, заслуживает подобной чести?

Рыцарь явно полагал, что заслуживает.

— Не «какой-то»! Я сир Оуэн из Бэрритона, третий сын лорда Перри. Человек старого рода, уважаемого по всему северу. И я, если хочешь знать — в прошлом рыцарь понтифика Милто. Один из семидесяти двух паладинов, а это даёт права на многое.

Обычно я держу язык за зубами. Практически всегда держу, потому что платят наёмнику совсем за иное — а от лишних слов только лишние неприятности. На свете мало вещей, которые могут заставить меня ляпнуть что-то, когда следует молчать и глядеть по сторонам. Но вот то, что сказал Оуэн…

— Ты лжёшь.

— Что?!

— Я бы слова не сказал, назовись ты бастрадом короля Горольда. Или скажи, что давеча хером перерубил пополам энта. Поверил бы в байку о том, как ты дал за щеку королеве. Допустим. Но ты сказал, что был одним из паладинов Милто, а это ложь.

Его глаза блеснули в полумраке чертога. Знакомо. Ярость, вот что это, и ярость не от праведного возмущения. Да, мы оба знали: Оуэн никогда не был среди паладинов покойного понтифика. Не грех ещё поверить, что Бирн — действительно последний из Поющих Мечей. Но вот Оуэн точно лгал. Похоже, лгал давно и успешно, сам почти поверил. Поэтому теперь он рассвирепел.

Ну же, говнюк. Что ты сделаешь, а?..

— Довольно! — взвизгнул барон. — Оуэн, не обращай внимания на вонючего бродягу, которого друг моего деда изволил сюда притащить. В последний раз спрашиваю тебя, Ойлимайоллмэйр: чего ты хочешь?