- О нас.

- Нет «нас». Есть ты, и есть мы с Петькой. У нас своя жизнь.

Всем своим видом она хотела показать, что не настроена на долгие разговоры. Она сделала всё, что он просил, и ей пора ехать. Но что-то удерживало её здесь. Наверное, в ней уже понемногу просыпались чувства, которые казались, навсегда, утраченными… Она видела, что Саша измотан. Он выглядел смертельно уставшим.

И голос его звучал глухо.

- Да, Нинуля, у вас своя жизнь. У вас. У Петьки, у тебя. И у Колесника.

- Это неважно. Есть кто-то в нашей жизни или нет, есть у него деньги или нет. Тебя это не касается. Наша жизнь с твоей не связана. Ты не можешь присутствовать в нашей жизни.

- Почему?

- Разве ты сам не понимаешь?

- Потому что я умер? Только поэтому?

- Нет. Не только поэтому, - она тяжело вздохнула, собираясь с силами. Ей было неимоверно трудно это сказать, но она всё-таки сказала: - Потому что ты - убийца.

Саша, опустив голову, разглядывал свои скрещённые на столе руки.

- Нинуля, я всё понимаю. Ты на сто процентов права. Живи, как знаешь. Но в том-то и беда, что ты ничего не знаешь. Ни обо мне, ни о своём банкире.

- Достаточно знаю. Я знаю, что он меня любит. Он спас меня, когда мне было очень плохо. А о тебе… Да, я не знала о тебе ничего. Но ты сам в этом виноват.

- Хочешь знать больше? - спросил он, не поднимая головы.

- Нет.

- Тогда просто послушай, что я тебе скажу. Послушай и забудь.

Он встал, огляделся, нашёл чашку на полочке, тщательно промыл её под струёй воды. Потом, достал из своей сумки бутылку вина и двумя ударами кулака выбил пробку.

- Хорошее вино у твоего банкира. Будешь?

Она отчаянно помотала головой. Её начинала бить дрожь. Ей хотелось убежать отсюда, но она не могла оторваться от стены. Нина боялась, что, сделав шаг, она либо упадёт, либо кинется к Саше, чтобы обнять его. Никогда прежде она не видела его таким - да он и не был таким… Когда-то она любила его… Жить без него не могла…

Но ведь смогла же. «Нет, в прошлое не вернуться, - поняла Нина. - А в новой жизни ему нет места».

- Ты никогда не спрашивала, чем я зарабатываю на жизнь. Сейчас ты думаешь, что я был бандитом, таким же, как Шепель или Егор. Но я не был бандитом. Я никого не грабил. Не выбивал денег из коммерсантов. Не отнимал у стариков квартиры. Не воровал нефть, не торговал наркотиками. Я просто продолжал служить в той же самой команде, в какой начинал свою службу. У нас менялось название, менялись начальники. Но команда оставалась одна и та же. Только вот ребят в ней становилось всё меньше и меньше. А теперь, наверно, никого не останется…

- Ты говорил, что работаешь в фонде ветеранов, и я тебе верила.

- Да, я действительно в нём числился. И получал зарплату. И иногда ездил в командировки. Ты вот говоришь, я убийца. А в газетах писали, что я был киллером. Слово-то, какое… У нас такая работа по-другому называется. Ликвидатор. Когда идёт война, то некоторых врагов приходится именно ликвидировать. Тихо. Без лишних эмоций. Я ликвидатор. Я проводил приговор в исполнение. И не отправил на тот свет ни одного невиновного. Потому что, когда ликвидатора готовят, ему предоставляют сводку о приговорённом. Я всегда знал, за что конкретно приговорён мой объект. Об этой работе почти никто не знает. Никаких документов, никаких бумажек. И никто никогда о таких делах не рассказывает.

- Красивая сказка, - перебила его Нина. - Скажи ещё, что Шепель был твоим командиром, да?

- Шепель был шестёрка, кукла, марионетка. Он хотел только денег. И получил их. А власти у него никакой не было. Он присосался к фонду ветеранов, подмял его под себя. Думал, что мы просто несчастные пенсионеры. А нам было удобно под ним работать. Все эти бандюганы не боятся никакого суда, никакой тюрьмы. На самых злостных преступников работают самые лучшие адвокаты. Для закона они неуязвимы. Но не для пули. И когда Шепель приказывал убрать кого-то из уголовников, мы это исполняли. А когда хотел убить нормального человека, у него ничего не получалось. Всегда можно было предупредить об опасности, а потом уладить проблему мирным путём. Вот так мы и жили с Шепелем. Пока он меня не сдал ментам.

- А говоришь, что ты не бандит, - поддела его Нина. - Что за выражения - «ментам». Ты же говоришь, что сам мент.

- Я не мент. И не бандит. Нинуля, есть и другие организации. Может, выпьешь со мной?

- Нет.

- Очень вкусное вино.

- Знаю.

Саша кивнул, словно и не ожидал услышать ничего иного. Он наполнил свою чашку и снова заговорил:

- Я всю жизнь работал на государство. А оно меня кинуло, тогда, в 91-м. Я стал работать на новое государство. И оно тоже меня кинуло. Теперь меня нет. Саша Ветер мёртв. Поэтому ты и слышишь всю эту совершенно секретную информацию.

Сначала я не знал, зачем они не добили меня. Я лежал в палате без окон, один, не знал, что думать. Обои были белые, пустые. Я сходил с ума. Со мной никто не говорил. Они лечили меня, делали уколы, ставили капельницы, снимали швы - молча. Не отвечали на вопросы. Я думал, что я - на том свете. Я не знаю, сколько это длилось. Месяц, два, три. Потом пришёл человек и заговорил со мной. Хорошо заговорил, по-доброму. Я так обрадовался ему, Нина! Как родному. Он показал фотографии - тебя, Петьки. Я спрашивал, и он рассказывал о вас. А потом сказал - хочешь их увидеть? Хочешь быть с ними? А потом сказал - то, что сейчас с тобой, покажется тебе раем, если ты откажешься работать на нас. А если согласишься - вернёшься к семье. Он сказал - слово офицера. Я согласился. И я отработал. Как договаривались. Я никого и ни в чём не обманул. Теперь я свободен. И никому не нужен. Я могу вернуться к семье. Но семьи больше нет.

Он поставил чашку и, отогнув занавеску, выглянул в окно.

- Мне пора ехать, - сказала Нина. - Не знаю,