Когда Кендаг закончил говорить, он повернулся на бок, устраиваясь поудобнее, давая понять, что разговор окончен. Джучибер ещё некоторое время сидел в неподвижности, глядя на остывающие угли, потом он присыпал их песком и тоже стал укладываться спать.

Закрывая глаза, тайгет думал о своём спутнике. Он ощутил, что его нынешние доводы были довольно-таки неубедительны для степняка. И хотя последнее слово осталось за ним, он всё же чувствовал какую-то неудовлетворённость, если не сказать сомнение. Где-то в глубине его души рождался спор. Спор с самим собой.

[1]Ванарх – чин удельного правителя у ченжеров.

Глава 5

Ревун сидел на толстом обрубке бревна, лежащем посреди большого просторного сарая, в котором хранились заготовки для пик, копий и стрел. В руках у него был нож с коротким и широким лезвием и кусок деревяшки. Белояр резал себе новую ложку, вместо старой, у которой треснуло держало.

После того, как Ревуна выпороли плетью, ему пришлось целых четыре дня отлеживаться в одной из юрт. Хозяин, чувствуя свою вину, велел ухаживать за ним как за собственным сыном. Ревун не осуждал Чулуна за то, что тот так и не сумел сдержать данного ему слова, но и доверять перестал. А впрочем, и у своих не всегда правды добьёшься, что же говорить о чужих? Холоп, он везде холоп.

В сарае стоял густой запах смолы и древесных опилок. Недалеко от Ревуна, среди брёвен и прутьев, лежало несколько длинных суставчатых бамбуковых палок, предназначенных для изготовления пик. Иногда, чтобы занять голову и отвлечься от накатывающей тоски по родине, он пересчитывал коленца, дивясь их длине и крепости. Но их было мало, не более десятка, ибо древки из ченжерского бамбука были редкостью.

В Баргу бамбук привозили тайгетские купцы. Потому-то обычно древки копий и пик коттерские мастера изготавливали из ясеня или клёна, а на стрелы шли сосна и берёза. Сначала неошкуренные брёвна и ветки год-два сушились здесь, после чего Чулун с подмастерьями снимал с них кору, и подвешивал в кузнице у дымогона под самой крышей. От дыма древесина коптилась и приобретала крепость. Потом брёвна осторожно кололи на бруски, выбирая из них наиболее ровные, прямослойные без сучков и свили. Полученные заготовки гладко обстругивали, после чего ровняли и чистили песчаником.

Запах дерева напомнил Ревуну о его родном доме, находившимся там, где-то далеко на закат солнца, за сотни, а может быть и тысячи поприщ отсюда, в лесах на берегу тихой Званки. Вспомнился покойный дед Вышата, что учил его, совсем юного, ремеслу древодела. Отец, в простом островерхом шишаке и красным щитом, навсегда уходящий из дома, чтобы лечь костьми в степях Суходолья. И лишь лица матери он почему-то никак не мог вспомнить.

Мягкие, осторожные шаги заставили его очнуться от дум. Повернув голову, он увидел стоящую у дверей Нейву. Девушка держала в руках маленький, плотно закрытый глиняный узкогорлый горшочек.

– Я… я тут вот принесла тебе немного настоя огнецвета,– проговорила она, старательно отводя в сторону глаза и боясь встретиться с ним взглядом.

Белояр лишь коротко кивнул и, опустив голову, снова принялся резать ложку. Нейва растеряно потопталась на месте. Девушка прекрасно осознавала, что у него есть все причины не разговаривать с ней. Сначала она, а потом её отец пустили ему кровь. Причём пролили её не в бою. У коттеров платили жизнью и за меньшее оскорбление. Может быть, у его народа сходный обычай. Она не знала, что ещё может сказать ему, и потому молчание затянулось.

– Тогда с тобой поступили несправедливо. Я благодарна тебе за то, что ты избавил меня от позора. И знаю, что виновата перед тобой за всё, что произошло. Я хотела бы, чтобы ты не держал на меня сердца…

Нейва выпалила это всё единым духом, словно боясь, что её кто-нибудь перебьёт. Закончив, она с каким-то неизвестным ей доселе чувством робости ожидала ответного слова, но белояр не ответил. Он продолжал молчать.

– Ты, наверное, не знаешь,– смущённо произнесла девушка.– Отец с Чулуном решили сделать так, чтобы ты не был чужаком, а стал бы равным вольному человеку нашего племени.

Девушка бросила взгляд на белояра, дабы посмотреть какое впечатление произвели на него её слова. Однако тот неподвижно сидел, задумчиво уставившись в стену перед собой. Казалось, что он совсем не слышит её. Тогда Нейва, осторожно поставила горшочек на устланный опилками земляной пол и повернулась, чтобы уйти.

– Вольным, говоришь? – внезапно спросил Ревун.

Нейва, уже было собравшаяся уходить, замерла от неожиданности. Звук его голоса застиг её врасплох, и девушка остановилась на самом пороге. Она подивилась, какой у него звучный и сильный голос. Нейва обернулась, вскинув голову, и тут их взгляды встретились, словно клинки бойцов, сошедшихся в поединке.

Несколько долгих мгновений они глядели друг на друга и Нейва вдруг ощутила, что её как будто затягивает и она тонет в глубине этих больших серых глаз. Она не выдержала и первой отвела взгляд в сторону. Её щёки залило румянцем.

– Яз знаю, что ты приносила мне мазь, когда я был болен,– проговорил Ревун, вновь опуская голову. Он сам смутился не меньше Нейвы.– Спасибо…

– Ты не должен меня благодарить,– ответила девушка.– Это я ведь должна молить Небесную Рысь о твоём благополучии. Не наскочи я тогда на тебя, кто знает, чем бы всё для меня обернулось. Ты спас не только меня, но и мою честь. Мой отец тоже благодарен тебе за это, хотя ему пришлось поступить с тобой так не справедливо…

Выговорившись, она снова уставила глаза