Шрифт:
Закладка:
Мебель в квартире была старая, и среди нее не было тех типичных дизайнерских вещей, которые бывают в большинстве исландских домов. Все было старое, хорошо послужившее, и, судя по всему, у Вильборг хватало смелости наполнять свое жилище всеми цветами радуги. Например, стены гостиной были выкрашены в темно-зеленый, а коридор – в винно-красный.
Эльма решила сразу перейти к делу.
– Что произошло в тот вечер, когда вы были на вечеринке у Бьяртни? – спросила она.
– Вы, конечно, уже слышали, что об этом говорят? – ответила Вильборг.
– На самом деле мало что слышала. Только, что вы обвинили кого-то на этой вечеринке, будто он домогался до вас, пока вы спали.
Вильборг отставила чашку и засмеялась безрадостным смехом:
– Домогался? Это еще мягко сказано! Я была не настолько пьяна, как говорят, выпила всего-то три пива, но мне с них как-то плохо стало. Мне было всего шестнадцать, и я только начинала пить. Я так окосела, что решила прилечь и заснула. А проснулась от боли. Он стащил с меня колготки и засунул мне… Я попыталась закричать. Но не смогла издать ни звука. Он одной рукой обнимал меня, а другой прижимал лицом к подушке.
– А вы видели, кто это был?
– Я его так и не разглядела: было темно. А закончив, он просто оставил меня одну в кровати. Я боялась поднять глаза. Просто лежала, плакала, а потом мне стало невмоготу там находиться, и я убежала домой.
– Вы могли бы описать его?
– Он был старше меня. По крайней мере, мне так показалось, ведь ничего не было видно. Он что-то прижал к моему лицу, по-моему, вязаную шапочку. Он был тяжелый, и я почувствовала, что у него была борода, не большая, а так, щетина. На той вечеринке ни один мальчик не был таким крупным, так что я считаю… считаю, что это был кто-то взрослый.
– Кто-то взрослый?
Вильборг кивнула:
– Я рассказала про это родителям. Ну, не сразу: сразу я не могла. Но они заметили, что я изменилась, и насели на меня, чтобы я им рассказала. В конце концов я и сказала им, что произошло и кто, по-моему, со мной так обошелся.
– И кто, по-вашему, с вами так обошелся?
– Хендрик, отец Бьяртни, – ответила Вильборг, перед этим ненадолго замявшись. – Правда, я не уверена, но, когда я потом его встретила, запах был тот же самый. Тот же одеколон.
– И что они сделали?
– У папы просто резьбу сорвало. Он поехал к Хендрику домой и потребовал, чтобы он сказал ему, кто это сделал. Не знаю, что у них там вышло, но, наверное, хорошо это не кончилось. Во всяком случае, вскоре мы уехали из Акранеса. Мама с папой сказали, что, мол, будет полезно сменить обстановку.
– Вы ходили показываться врачу после того, что произошло в ту ночь?
Вильборг помотала головой:
– В то время я об этом даже не задумалась. Просто сходила в ванную и смыла с себя всю мерзость. Правда, потом я стала думать, что лучше бы мне было обратиться сразу в больницу, чтобы этого гада повязали, но, когда я наконец все рассказала, было уже поздно. Теперь я, наверное, так и не узнаю, кто это был. – Она потянулась за чашкой. – А почему вы считаете, что это как-то связано с женщиной, которую обнаружили у маяка? Ее тоже изнасиловали?
– Нет, не изнасиловали. Во всяком случае, в тот раз.
– Так значит, когда-нибудь раньше?
Эльма поспешно помотала головой. Нельзя было выбалтывать слишком много.
– А с вашим отцом связаться возможно? – спросила она. – Я бы хотела выяснить, что произошло между ним и Хендриком.
Лицо Вильборг стало печальным:
– К сожалению, нет. Мама с папой оба умерли.
– Ой, простите, соболезную!
– Ничего страшного. Они уже стали старые и прожили долгую счастливую жизнь, – улыбнулась Вильборг.
По дороге домой Эльма была погружена в глубокие раздумья. Обвинения против Хендрика были выдвинуты очень серьезные, но основывались они лишь на одном запахе одеколона. Сколько мужчин пользуется таким же одеколоном? Она подумала о Саре и Элисабет. За всеми этими случаями стоял один и тот же человек? Конечно, она не могла знать, подвергалась ли Сара насилию. Сколько заключений можно сделать по рисунку шестилетнего ребенка? Элисабет – другое дело: фотография ясно показывала, чему она подвергалась. А в дом Элисабет были вхожи многие. Слишком многие… Когда она въехала в Квальфьёрдский тоннель, за окном стало темно, и тут она задумалась о том, каковы вообще люди, готовые лишить другого жизни, чтобы уберечь собственную репутацию.
* * *
Около полудня раздался звонок в дверь. Магнея застонала про себя, увидев на пороге свекровь. После того, как они рассказали Аусе про беременность, она зачастила в гости каждый день, и ее отношение к Магнее резко изменилось. Магнея удивлялась, что Ауса сама не видела, насколько их общение поверхностно. Но она не сказала ей этого, а изобразила на лице улыбку и открыла дверь.
– Я подумала: ты, наверное, проголодалась. – Ауса вытерла ноги о коврик. – Бьяртни мне сказал, что ты болеешь и сидишь дома, а я как раз хлеб пекла.
– Как изумительно пахнет, – сказала Магнея, забирая у нее хлеб. За несколько секунд они не проронили ни слова, и Магнея поняла, что Ауса ждет, чтобы ее пригласили в дом. – Не хочешь поесть хлеба вместе со мной? Или ты уже обедала?
– Нет, благодарю, не хочу беспокоить, – ответила Ауса как бы по привычке.
– Да что ты, ты не беспокоишь. – Магнея назубок знала свою роль. – Давай вместе пообедаем. Мне в компании веселее.
Ауса прошла за ней в кухню и села за стол. Она всегда сидела так, словно ей было немного неуютно. Словно она ждала, что придется быстро вставать. Руки лежали на коленях, локти прижаты к телу. Магнею всегда слегка раздражало, какая Ауса всегда безупречно опрятная. Как будто она нигде не в состоянии по-настоящему расслабиться.
Магнея накрыла для них обеих на стол. Отрезала несколько ломтей чуть теплого хлеба и аккуратно уложила в корзинку, прикрытую салфеткой. Во время еды они вежливо беседовали. Ауса не
