но запомнился жесткой требовательностью, резкостью и вспыльчивостью. Эта характеристика полностью вписывалась в единственную версию: во время очередного скандала Иван Ильич (так звали бывшего педагога) вспылил, схватил сестру жены за шею и… А дальше – необходимость скрыть преступление, замаскировав его под суицид. Тем более, что такая попытка уже была. В общем-то, других версий и не было. Кстати, именно по похожему сценарию было совершено убийство, описанное в очерке «Плыл по Хопру труп».

Но у меня убеждения, что он – убийца, не было. Благо, имеющийся многолетний опыт давал право на убеждение. Ну, не возникало ощущения, что этот человек несколько часов назад совершил убийство. И поведение его жены не давало оснований ставить под сомнение их утверждения. Подозреваемый категорически отрицал какое-либо насилие по отношению к родственнице, но явно нервничал, что оперативники расценивали как подтверждение его виновности. Но может ли невиновный оставаться спокойным при внезапном задержании по подозрению в тяжком преступлении? А если будет вести себя спокойно, то это хладнокровный и волевой преступник? «Представь, что мы с тобой попали бы в такую ситуацию. Полагаю, что тоже бы нервничали, даже при наших должностях», – сказал я начальнику уголовного розыска.

Профессионалы знают, что убежденность в виновности возникает не только при наличии улик, но и при анализе поведения подозреваемого: естественно лгать редко кому удается. Расспрашивая бывшего учителя об отношениях с погибшей, причине ссор, я резко сменил тему разговора, предложив рассказать о том, чем он занимался раньше. Мне надо было видеть его поведение при объяснениях, исключающих для него какой-либо риск, и его реакцию на вопросы, не имеющие никакого отношения к преступлению. С некоторым недоумением восприняв вопрос, он стал рассказывать о своем жизненном пути и, надо же, напрочь забыл свою недолгую работу в школе. Это позволило мне с полным основанием сказать: «Неискренни Вы со следствием, по непонятным причинам скрываете некоторые моменты». На очередные заверения в том, что он говорит правду и только правду, я резонно напомнил его работу в школе. Надо было видеть, как поражен этим был Иван Ильич, на лице и в глазах его читалось изумление: за эти два часа «органы» проверили всю его биографию! Почему-то он не предполагал, что солидные люди в погонах когда-то были его учениками. «Да я просто забыл. Ведь всего-то год в школе работал». Нет, поведение его было вполне естественным.

Но что делать с криминальным переломом? Оперативники смотрели на меня с недоумением: труп явно криминальный, рабочая версия весьма убедительна и ничем не опровергается. Вместо ожидаемого от меня решения о задержании подозреваемого, я поехал к экспертам. После вопроса: «Мог ли произойти перелом подъязычной кости при падении с такой высоты на поверхность, где находятся остатки строительного мусора?», я сам оказался в роли подозреваемого. Во взгляде молодого эксперта явно читалось: «Убийство скрыть хотите?». От возмущения он даже головой закрутил: «Перелом подъязычной кости характерен при сдавливании шеи руками» – ответил четко, как на экзамене. «А на шее трупа овальных кровоподтеков не обнаружено?» – задал я следующий вопрос. Эксперт с замешательством взглянул на свою жену – они оба приехали по назначению экспертами, и она присутствовала при вскрытии. И встретил почти такой же взгляд. «Нет, кровоподтеков не было» – почти хором несколько растерянно проговорили они. Может быть вспомнили, что для такого перелома, требующего значительных усилий, характерны следы на коже шеи от пальцев рук убийцы. «А перелом ребер, костей конечностей имеют признаки посмертного причинения или прижизненны? – продолжал «пытать» я. Оба эксперта стали напоминать «плывущих» на экзамене студентов. «Так вы можете исключить причинение этого перелома при падении?». «Нет» – на сей раз уверенно ответил эксперт. «Спасибо. Надеюсь именно этот вывод вы и отразите в акте вскрытия тела».

Я поехал назад в отдел, уже уверенный в отсутствии криминала: в специальной литературе приводится не мало судебно-медицинских казусов. В коридоре меня дожидалась сестра погибшей: «Вы знаете, я обнаружила её посмертную записку. Вот она». Молча я испытующе глядел на женщину, чувствуя, что убежденность в невиновности ее мужа стремительно улетучивается. При осмотре, который я проводил, никакой записки обнаружено не было. А обычно записки оставляются на видном месте. Значит, желая создать доказательства невиновности мужа, она и решила написать записку от имени сестры. И теперь подсовывает мне эту «липу».

Похоже, она была любительницей детективов, и такой ход рассуждений следователя предполагала. «А вот поздравительная открытка, написана рукой сестры год назад». Я взял в руки записку и открытку: почерк был один и тот же. А содержание записки исключило какие-либо сомнения в её подлинности: «Сволочи! Я устала жить с вами. Люди меня поймут, а внучка (дочь сестры) простит». Именно этот текст окончательно убедил меня в самоубийстве. Если бы автором текста была сестра погибшей, он должен был начинаться с обращения «дорогие».

С чувством облегчения от несовершенной ошибки я сказал своему бывшему учителю: «Вы свободны, в коридоре вас ждет жена. Приношу извинения за то, что длительным выяснением всех обстоятельств происшедшего были вынуждены причинить Вам неудобства».

В рубашке родился…

О достижениях современной медицины наслышаны многие. К примеру, хирурги Балашовской ЦРБ спасли доставленного с ножевым ранением сонной артерии… Пересадка сердца перестала быть сенсацией. И возвращение человеку его собственных, полностью отрезанных ног, вызывает реакцию не большую, чем информация о рождении теленка с двумя головами. И все же о человеке, оставшимся в живых после ранения в сердце, с полным основанием говорят, что он родился дважды. Но чтобы экстренную операцию на сердце успешно провели в заштатном райцентре???

Ежедневная утренняя сводка о происшествиях за сутки лаконично сообщала: гражданин Аганов в 18 часов 45 минут из неприязненных отношений нанес гражданину Козину удар ножом с проникающим ранением сердца.

Доклад дежурного по райотделу милиции мною был воспринят как неуместный розыгрыш… На вопрос: «Кто выезжал на труп?» дежурный милиции несколько недоуменно спросил: «На какой?». «У вас их что – несколько? На Козина» – я уже не скрывал возмущения. «Но он живой» – невозмутимо ответил дежурный…

Принято считать, что все достижения современной медицины и, соответственно, квалифицированная медицинская помощь, сосредоточены в крупных медицинских центрах и клиниках, а на долю провинции остается серая посредственность. Смею утверждать, что самоотверженность и высочайшее мастерство живущих рядом с нами врачей не уступают лучшим образцам врачебного искусства страны.

В этот осенний субботний день на одной из улиц районного поселка Самойловка гуляла свадьба. Александр Козин на неё приглашен не был. А на свадьбу тянуло. Не столько поздравить молодых, как выпить по этому поводу. Впрочем, от щедрого свадебного стола ему все же перепала вынесенная тайком сердобольным знакомым начатая бутылка водки. Выпитого показалось недостаточным, и к концу свадебного торжества Козин, пусть и незваным, оказался за одним столом с новобрачными. Его появление внимания окружающих не привлекло: свадьба. Но дружку жениха его поведение показалось возмутительным, а пьяные реплики – настолько оскорбительными, что, перестав резать праздничный торт, он этим же ножом ударил Козина в грудь. Ударил, не задумываясь о последствиях. Забыв и о своих обязанностях, и о законах русского гостеприимства, и о самих молодых супругах, сидящих рядом…

К счастью для Козина, все происходило в райцентре, рядом с домом стояли «Жигули», и уже через считанные минуты доставленный в Самойловскую ЦРБ, Козин оказался на операционном столе. Началась борьба за его жизнь. На его счастье в больнице дежурил не терапевт, а нейрохирург Николай Михайлович Россошанский. Я делаю исключение, называя его фамилию, но это заслуженно. Именно он блестяще сделал операцию на сердце. Надо отдать должное четкой и слаженной работе его ассистента и медицинского персонала; донорам, отдавшим для спасения Александра свою кровь. Это они спасли жизнь, которая могла так нелепо оборваться.

Им обязан и нанесший удар. Обязан тем, что осужден не за убийство, а только за нанесение тяжкого телесного повреждения. И получил только три года лишения свободы. Благодаря, выполнившим свой долг медработникам, присутствовавшие в зале суда смехом встречали показания свидетелей о количестве выпитого и о «запамятовании» в связи с этим подробностей.

Невероятно, но факт: операция, делающая