в дальнейшем сознательно доставлять неприятности) и символическом: нарушение субординации может вызвать у нарушителя иррациональный страх возмездия со стороны поликлиники как властной структуры в целом, так что дальнейшие неудачи во взаимодействии с последней (например, неожиданно длинная очередь к врачу, вдруг сломавшийся лифт, грубость гардеробщицы) могут интерпретироваться вполне мистически — post hoc, ergo propter hoc, то есть так же, как был истолкован детский плач хозяйкой комнаты здорового ребенка.

В этом примере мы коснулись небольшой части знакового пространства двух субкультур современного города. Городская культура состоит из множества подобных сегментов — социальных слоев, половозрастных групп, профессиональных субкультур. Несмотря на то, что все они находятся в общем языковом и, шире, семиотическом пространстве, отличия между ними могут быть весьма значительными. У водителей такси и продавцов цветов разные обычаи; дресс-код в чиновничьей среде иной, чем в академической; у менеджеров среднего звена и представителей богемы разный режим дня… Соответственно, и символический мир современного города устроен очень сложно, это неисчерпаемая тема, и даже такой ее фрагмент, как вера в колдовскую порчу и сглаз, требует отдельного исследования. Тем не менее я остановлюсь на некоторых частных моментах, позволяющих понять, как модели мышления и поведения, характерные для небольших социумов, прижились в анонимной среде большого города[439].

Вера в колдовство тесно связана с особенностями «деревенской» коммуникативной среды, о которой одна из информанток выразилась так:

В деревне ведь всё на виду, так-то в городе ведь не так, а у нас тут… на одном конце чихнешь, на другом «Будь здоров» скажут. Всё на глазах[440].

Современные сельские жители хорошо понимают, что специфика городской жизни мешает пристально наблюдать за окружающими, примечать и запоминать мельчайшие детали действий и отношений, улавливать связь между событиями.

В Москве-то много колдуны, тоже есть, наверно?

Соб.: Так вроде непонятно же…

В городе-то не узнаш…[441]

У нас, вот я не знаю, как у вас там, в Москве, а здесь! Эти… они называются по-писаному «волхвы». А по-нашему их называют… забыла, как сказать… ну, вот они портят людей…

Соб.: Колдуны?

Колдуны, колдуны. Ну, у вас ведь там этого нету?

Соб.: Вроде нету.

Поди в деревнях где…[442]

Однако и в многоликой, анонимной, каждый день обновляющейся городской среде существуют островки, где ритм жизни медленнее, отношения стабильнее, репутации устойчивее. Коммунальная квартира, офис компании, сектор учреждения — это образцы малых социумов, где нередко можно встретить веру в колдовство[443].

Коллеги по работе

Я расскажу историю о том, как мама моей знакомой жгла на чердаке со своими подругами, коллегами по работе, в научно-исследовательском биологическом институте, подарки женщины, их сотрудницы, которую они считали ведьмой. Женщина была новая в их коллективе, и как-то сразу она им не приглянулась. И вот я пыталась припомнить, почему же они, собственно, сочли ее ведьмой… ничего, кроме каких-то рассказов про то, что сглаз, то, что она занималась вредительством и всякие ее хвалебные речи только зло им причиняли… То прыщ у кого-нибудь вскочит, когда она кого-нибудь похвалит за удачный макияж, то еще что-нибудь… Детей боялись ей показывать, когда дети на работу приходили. Значит, это происходило где-то, наверное, в середине 70-х — начале 80-х годов. История удивительна тем, в принципе, что человек, который об этом рассказывал, она дама далекая вот от этих суеверий и всего прочего… Ну, я не знаю, как это объяснить… в общем, это совершенно нормальный советский человек, который получал высшее образование и параллельно с этим занимался еще научной деятельностью. Однако настолько, видимо, сильны вот всякие и все остальное… Или, может, ими воспринималось как некоторое развлечение, нежели чем… На Новый год эта дама, которую они считали ведьмой и колдуньей, сделала им всем небольшие подарки. Они эти подарки очень боялись взять в руки. Между тем взяли, понесли их на чердак этого научно-исследовательского института и сожгли. Это было перед Новым годом, и как бы, по рассказам этой дамы, которая жгла, моментально, в момент, когда подарки горели — они костер развели, — стали хлопать ставни, поднялся какой-то вихрь ужасный, сметая все на своем пути, и после этого акта, значит, они зарыли перед входом в институт нож, под порогом, и через некоторое время эта дама уволилась. И… как бы… Это подтвердило то, что не просто так они считали ее ведьмой… И, собственно, видимо, эти народные приметы — то, что нож закапывается под крыльцом, сжигание вот этих подарков — они все-таки действовали[444].

Одна сотрудница в течение нескольких последних лет все время при встрече отмечала мою «новую прическу» и «новый цвет волос», я все время искренне думала, что ей показалось, что она ошибается, и так и отвечала наивно, совершенно не задумываясь об этих диалогах, пока однажды в ответ на очередной ее комплимент я не подумала, глядя на ее голову (у нее очень короткая стрижка, волосы редкие и плохие), что она, похоже, мне завидует. И ничего не ответила, не «отмахнулась» в этот раз. И через несколько дней, хотя точно не помню, сколько времени прошло, с моей головой случилось что-то страшное — волосы стали выпадать в страшном количестве. Пришлось лечиться низоралом, где-то около месяца приходила в норму. Тогда и пришло решение, что все дело в том, что я «приняла» ее недобрую мысль (или бессознательный импульс?), подумала, что она завидует. При этом я считала и считаю, что завидовать решительно нечему. Кстати, после того случая она совершенно завязала с комплиментами[445].

Представления о колдовстве сравнительно легко воспроизводятся в малых группах в городской среде, что объясняется схожестью, если не тождеством, социально-психологических факторов, которые уже были подробно описаны выше. С другой стороны, в городе существует большее разнообразие языков описания социальной напряженности и, соответственно, способов разрешения конфликтов, поэтому мы не встретим веру в колдовство в каждой коммунальной квартире или офисе. Для того чтобы эта вера прижилась и стала распространяться, одной только неразрешимой конфликтной ситуации недостаточно, необходим авторитетный носитель представлений о колдовстве, который смог бы «запустить» и поддерживать соответствующий дискурс — рассказы о сглазе и порче, слухи и толки о происшествиях в данной группе и об эффективности средств магической профилактики и т. п. Без подобного энтузиазма и, во многих случаях, мотивации (например, потребности в самоутверждении или стремлении «выжить» кого-либо из сотрудников, как в вышеприведенном примере) колдовской дискурс в городских малых сообществах